Справа от него громыхнули ворота небольшой по-стройки, распахнулись, послышалось конское ржание. Из постройки на двор, взбрыкивая передними копыта-ми и мотая головой, вылетел ярко-каурый, почти крас-ный жеребец. Шкура коня лоснилась, гладкая грива шелковым водопадом струилась по шее, ноздри разду-вались. Наметанным глазом Сигурд оценил стать и бла-городство коня — маленькую голову, крупные копыта, тонкие ноги при широких боках и крутом крупе. Жере-бец прогарцевал круг по двору, остановился перед оторопевшим бондом, встряхнул гривой. У него было короткое светлое пятнышко под ухом — след старого шрама.
— Фр-р-р-р, — выдохнул жеребец, прижал уши и потянулся к бонду. Сигурд отступил.
— Не бойся. Он зол не на тебя.
Бонд повернулся на голос. Айша стояла в дверях конюшни. Ей дали свежую одежду, такую же серую и простую, как у всех в монастыре. Рубашка была слиш-ком большой, и руки колдуньи прятались в широких, подвернутых в несколько слоев рукавах. Волосы она увязала каким-то необычным способом, так что, под-нимаясь к затылку, они спадали за плечи вьющимися черными прядями. Из-за этого ее глаза казались еще более завораживающими, а губы — мягкими.
Во рту у Сигурда пересохло. Он попытался было сказать что-то вроде приветствия, но слова путались под тяжестью гулко бухающего сердца.
— Красавец, — глядя на коня, певуче произнесла колдунья.
Сигурд украдкой вытер вспотевшие ладони о шта-ны, кивнул. Айша не смотрела на него, улыбалась, на-блюдая за конем. Бонд вдруг подумал, что иногда она почти так же восхищенно глядит на Бьерна — не ви-дя, не слыша ничего вокруг, радуясь лишь могучей красоте своего избранника.
Колдунья выпростала руку из рукава, протянула кулачок к жеребцу, разжала пальцы. На ее ладони ле-жал кусочек соли. Губы колдуньи зашевелились, изо рта потекла напевная, непонятная Сигурду речь. Конь запрядал ушами, повернулся на звук, послушно на-правился к колдунье. Склонив голову, мягкими губа-ми коснулся угощения. Айша потрепала его по шее, взъерошила мягкую гриву. Жеребец хрустел лаком-ством, кивал.
— Пойдем, — сказала колдунья и, повернувшись, скрылась в темноте конюшни.
Сигурд разбирался в лошадях. Жеребчик был хо-леный, с норовом, и ему явно нравилась свобода. Трое мужчин и ведро лучшего пойла навряд ли смогли бы загнать его в душный сумрак конюшни. А одно слово колдуньи — смогло. Опустив голову и понуро пере-ставляя ноги, коняга поплелся внутрь. Его копыта ровно застучали о глиняный пол, перемежаясь со странными всхлипывающими звуками. Затем топот затих, и остались лишь всхлипы. Но доносились они не из конюшни — всхлипывала Ингия. Не добрав-шись до дальней пристройки, она застыла подле нее, привалилась плечом к стене и тряслась, прижимая к лицу дрожащие руки. Чепец сполз ей на ухо, ворот перекосился, обнажая след ожога на плече.
Изредка Ингия отрывала руку от лица, поспешно крестилась, всхлипывала и шептала одну и ту же фразу.
Спаси нас, Господи, — прислушавшись, разо-брал Сигурд. — Огради от дщери адовой, ведьмы, са-танинской прислужницы... Спаси, Господи!
Днем за Сигурдом прислали толстого Арни. Поче-сываясь и приглаживая взлохмаченные после ночной пирушки волосы, он принес в монастырскую тишину запах медовухи, пота и вольности. Потрепав вышед-шего к нему Сигурда по плечу, толстяк сообщил:
— Рагнар велел привести тебя.— Полез под руба-ху, пятерней поскоблил бок. — Лучше бы я спал на земле, чем на их блохастых постелях! А эти, «серые», тоже спят на ворохе набитого перьями тряпья?
«Серыми» он называл монахов. Сигурд покачал го-ловой:
— Нет. Они спят на голых досках.
— Фи! — презрительно сообщил Арни.
— Зачем я нужен Рангару? — Теперь, когда Арни оказался слишком близко, к запаху медовухи приме-шался и крепкий луковый дух. Сигурд поморщился.
— Не переживай, — хихикнул эрул. — Просто гра-фу нужна грамота, в которой будет сказано, что мы не станем тревожить его людей, если они не потрево-жат нас. Ну и еще, что мы заплатим за обиду. А взамен граф даст нам еду и другие вещи. Ты должен напи-сать это рунами.
— Я должен написать закон или договор? Арни фыркнул, скривился:
— Почем мне знать? Ночью Герд, Льот и Ори Бык слегка потрясли здешних торгашей, те побежали с жалобами к графу. Вот Бернхар и пристал к конунгу с этой грамотой.
— Почему Рагнар сам не напишет? — поинтересо-вался Сигурд.
— Он — воин, — объяснил толстяк.
Сигурд не сомневался, что почетное звание воина заменяло эрулам умение вести счет и чертить руны.
— А Бернхар?
— Его люди не умеют писать северные руны. А Бернхар хочет, чтоб все было написано. Как будто какая-то грамота может помешать нашему конунгу вершить свое право!