И вот мы снова в пути. Направляемся к морским летчикам. На этот раз с нами едет бригадный комиссар М. Г. Степаненко. Это уже проявление заботы со стороны члена Военного совета. Именно ему он приказал сопроводить корреспондентов к летчикам, познакомить нас с ними.
…Первый ответный удар по врагу морские летчики нанесли в тот же день, 22 июня. В 18 часов 40 минут с аэродрома Биюк-Онлар поднялись в воздух два скоростных бомбардировщика из 40-го бомбардировочного полка 03-й авиабригады. Экипажами командовали капитан Иван Жолудев и лейтенант Иван Комаров. А в 22 часа на бомбежку порта Сулина ушли еще два — лейтенантов Федота Ковалева и Николая Большого.
— Наши машины были встречены очень плотным зенитным огнем, — рассказывал нам дорогой бригадный комиссар Степаненко. — Но все равно бомбы достигли цели в районе румынского порта возникли многочисленные очаги пожаров…
В ночь на 24 июня Констанцу и Сулину бомбило уже почти сто советских самолетов. И сейчас авиация Черноморского флота днем и ночью наносит удары по вражеским военным объектам.
Приехали на аэродром как раз вовремя: летчики уже успели отдохнуть и вполне прийти в себя от пережитого в очередном боевом вылете. Застали на месте и капитана Александра Цурцумию. Он оказался высоким и довольно еще молодым человеком с пышной черной шевелюрой, орлиным носом и сросшимися на переносье бровями. Все его звено — летчики, штурманы, стрелки-радисты, а также техники и оружейники были тоже здесь, у самолетов, готовые по первому сигналу или команде занять свои места согласно штатному расписанию.
Цурцумия четко отрапортовал бригадному комиссару. И вид, и энергичный голос, и даже жесты командира эскадрильи свидетельствовали о его хорошем настроении.
Спросили о последнем боевом вылете.
— Бомбили вражеские корабли в сулинском гирле Дуная, — доложил комэск. — По уточненным данным, потопили вражеский монитор и плавучую батарею. Сбили два «мессершмитта». В звене повреждена одна машина.
Подошли к самолету, на серебристом теле которого еще чернели незаделанные пробоины.
— Обычно человек с таким множеством ран выходит из строя, — сказал со слегка заметным акцентом Цурцумия. — Наш же бомбардировщик от госпитализации, если так можно выразиться, отказался и к ночи снова будет в боевом строю. Капитан улыбнулся и продолжил: — Командир этого воздушного корабля — старший лейтенант Иван Кузьменко… Ввел машину в зону самого сильного зенитного огня и, представляете, сверхточно положил бомбы, а потом его экипаж в одиночку дрался с двумя фашистскими истребителями. Вы можете в это поверить? С трудом? Я вас понимаю. Действительно, представить себе схватку вот такого бомбардировщика, вооруженного лишь пулеметами, с истребителями, у которых и пулеметы и пушки, трудно, почти невозможно. И все-таки это было, было!
Капитан Цурцумия знакомит нас с каждым членом экипажа в отдельности:
— Командир старший лейтенант Иван Кузьменко… Штурман капитан Николай Маркин… Стрелок-радист сержант Николай Рыбальченко…
Молодые симпатичные лица. А в глазах — смущение, вызванное похвалой комэска.
А ведь они действительно совершили подвиг. Подвиг выдающийся! И вот как это происходило.
…Еще над целью у самолета Кузьменко осколком повредило один из моторов. Он несколько отстал от группы. Вот тут-то на него и навалились фашистские истребители.
Легко предположить, каким верным и быстрым делом казалось гитлеровцам уничтожение покалеченного советского бомбардировщика! И потому, наверно, они в первой же атаке чем-то пренебрегли. А в ответ — шквал прицельного огня. Пулеметные очереди с бомбардировщика прошивают один из «мессершмиттов», и тот взрывается в воздухе. Разъяренный пилот другого истребителя делает разворот и… на мгновение опаздывает с открытием огня. На мгновение, не больше! В это время очередь, выпущенная сержантом Николаем Рыбальченко, зажигает и его машину…
А бомбардировщик старшего лейтенанта Кузьменко продолжил свой полет.
У соседнего самолета сидел, прислонившись спиной к парашютной укладке, лейтенант с забинтованной рукой. Увидев нас, он поднялся.
— Лейтенант Семен Кривокуров, — представил его Цурцумия. — Ранен над Констанцей в момент, когда его бомбы разметали склад горючего. Несмотря на ранение и потерю крови, привел-таки самолет на свой аэродром.
— А почему лейтенант здесь, а не в госпитале? — спросил бригадный комиссар Степаненко.
— Упросил, оставили. Теперь лечим своими силами, — виновато ответил командир эскадрильи. Кривокуров тоже умоляюще и испуганно посмотрел на бригадного комиссара. И тот промолчал…
— а о себе что можете рассказать? — спросил тем временем комэска Коробов.
Капитан помолчал и ответил:
— Летаю, как и все…
Больше от него мы ничего не добились.