На восьми фронтах

Зашли к ответственному секретарю редакции Александру Яковлевичу Карпову. Небольшого роста, уже начавший полнеть, старший батальонный комиссар тем не менее был еще очень подвижен, энергичен. В редакции его одновременно и любили и побаивались — иногда он бывал довольно крут с людьми. Но, как говорится, по делу.

Карпов нас встретил по-дружески, сейчас же угостил чаем и «Казбеком», но сказать о причине вызова не смог.

— Сам не знаю, друзья, честное слово, сам не знаю, — развел руками Александр Яковлевич.

Но мы ему, конечно, не поверили. Чувствовалось, что ответсекр что-то скрывает.

Наконец в час дня нас всех позвали к Д. И. Ортенбергу. Редактор дождался, пока мы рассядемся, и сказал:

— Решением правительства из Москвы эвакуируется часть учреждений и промышленных предприятий. Выезжают в Куйбышев большинство работников «Правды» и «Известий». Нам тоже предложено разделиться на две группы. Одна поедет в Куйбышев, другая — оперативная — останется в Москве и будет продолжать выпускать газету. Сейчас товарищ Карпов зачитает приказ по редакции.

Я посмотрел на товарищей, которые за месяцы войны стали мне еще роднее и ближе. Вот сидят Леонид Высокоостровский, Александр Поляков, Михаил Зотов, Савва Дангулов, Сергей Лоскутов, Михаил Головин, Евгений Габрилович, Александр Кривицкий, Валентин Доброхвалов, Зигмунд Хирен… На лице каждого можно легко прочесть затаенную тревогу. И хотя Ортенберг был очень осторожен в выражениях и ничего конкретного об ухудшении обстановки под Москвой не сказал, все, конечно, догадались об истинной причине столь поспешной эвакуации редакций из столицы…

Среди выезжающих в Куйбышев были названы имена заместителя редактора Шифрина, начальников отделов Хитрова, Готовского, Ерусалимского, писателей Эренбурга, Гроссмана, специального корреспондента Гехмана и других.

И у отъезжающих, и у остающихся в Москве и на фронте настроение сразу же упало.

Закрывая собрание, Д. И. Ортенберг попросил фронтовых корреспондентов остаться. С нами он был более откровенен.

— Враг продолжает продвигаться к Москве. Пока его остановить не удалось… Вам, самое позднее завтра утром, надо отправиться на свои участки фронта. Хочу еще раз повторить то, что говорил уже не один раз: самое главное у вас — связь с редакцией. Где бы вы ни были, ищите возможность связаться с ней.

Помолчал, оглядывая нас. И закончил бодрым голосом:

— Носы не вешать! Я верю, что все будет хорошо и мы с вами еще встретимся здесь, в редакции.

* * *

Рано утром, еще затемно, наша новая эмочка помчалась в Тулу. 19 октября были уже в поселке севернее Плавска. Здесь, в поисках штаба 26-й армии, неожиданно стали свидетелями солдатских похорон. Поставили машину между деревьями и подошли к группе бойцов, окруживших почти уже засыпанную могилу, вырытую под березой. Красноармейцы, их было четверо, работали лопатами, досками, выломанными из стоящего неподалеку забора, а то и просто руками. Им помогали два подростка и три пожилые женщины. Наш водитель Бураков тотчас же сбегал к машине и принес еще две лопаты. У него же нашелся и топор, чтобы вытесать столбик, к которому прибили дощечку. На ней уже было написано химическим карандашом: «Здесь покоится воин Отечественной войны, кавалер ордена Красной Звезды и медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги» бронебойщик Потапов Василий Семенович. Родился в 1915 году. Погиб от вражьей бомбы 19 октября 1941 года».

— Надо бы написать, какой он части, — сказал я красноармейцу, который показался мне старшим по возрасту.

— Говорят, что не полагается. Военная тайна.

Тогда я предложил произвести ружейный салют, чтобы был полностью соблюден воинский ритуал.

— Вот с этим давайте погодим, — ответил боец. — Хочу прежде речь сказать на прощание. Объявите, товарищ старший политрук, что будет говорить Иван Маркелов.

— Слово имеет товарищ Маркелов, — не очень громко сказал я.

Пожилой красноармеец вскинул забинтованную голову к небу, затем поглядел направо, налево и заговорил:

— Красивая здесь земля, товарищи. И хороним мы на ней тоже красивого человека, члена Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. Такого красивого человека, которого, будь они сейчас живы, не могли бы не описать в своих книгах ни уважаемый граф Лев Толстой, ни писатели Тургенев и Лесков… Только вот нынче-то по этой земле бегут огненные и Дымные версты. От Орла их, значит, не менее девяноста, от Десны все триста, а от Днепра и Буга и того больше. И на каждой версте, считайте, за эти месяцы выросли десятки, а то и сотни таких-то могил, в которой мы только что погребли нашего дорогого Василия Семеновича Потапова. Очень много могил! Но я уверен, что не зря полегли эти советские люди!..