На суше и на море - 1981

Когда, обиженно надув губки, Мария убежала, Роза встала. Подошла к зеркалу. «Жена офицера должна быть сильной», — часто говорил муж, когда она жаловалась, что он все время пропадает в экспедициях, учениях, полетах.

«Жена офицера. Жена офицера…» Она лихорадочно думала, что предпринять, чтобы девочки ничего не узнали. Сейчас о самолете уже говорит весь город. Знают соседи. И радио говорит об этом через каждые полчаса, прерывая обычные передачи.

«Что делать? Куда девать девочек?» И вдруг пришло решение. Сегодня пятница, она немедленно отвезет детей к своей двоюродной сестре на фазенду «Белла-Виста». Это рядом, в сорока километрах от города. Сестра давно приглашала на субботнюю фейжоаду[4]. «Сорок километров — это час езды. Сейчас… Сейчас. Сестра поймет, будет молчать. Не скажет девочкам ничего. Радио у нее нет. Газет тоже. Скорей!»

— Лурдес! Мария! Элиана! Тереза! — позвала она высоким срывающимся голосом. — Собирайтесь, мы едем к тете Леонор!

Она выбежала на веранду и увидела двух старших — Марию и Терезу — с застывшими лицами: дочери слушали доносившийся из открытого окна соседнего дома громкий голос диктора «Радиоклуба до Пара», произносящий имя их отца: «…лейтенант Луис Велли…» Диктор читал сообщение о катастрофе «Дугласа».

Первые экипажи вылетают на поиск, когда начинает светать. Это те, кому отведены самые удаленные от Манауса квадраты. За ними уходят остальные, и к девяти утра манаусский аэропорт пустеет. Только у ангара компании «Вариг» застывают два больших вертолета, и на одной из рулежных дорожек стоит «Альбатрос». Этот самолет и вертолеты готовы в любую минуту вылететь по приказу майора Кардозо туда, где будет обнаружено что-либо напоминающее следы катастрофы.

Все остальные самолеты в воздухе. На многих из них наблюдатели-добровольцы: студенты из Манауса, журналисты. Пилоты берут их охотно: веселее в полете. Да и пара лишних глаз не помешает. Правда, добровольцы не выдерживают и часа — засыпают, сломленные однообразием проплывающей под ними сельвы. И только пилоты не имеют права заснуть. Где-то внизу люди, которых надо найти. И пилоты глотают тройной черный кофе из термосов и снова смотрят, смотрят, смотрят вниз.

А вечером, когда самолеты возвращаются в Манаус, пилоты докладывают о завершении еще одного дня поисков, и их красные глаза слезятся и уже не различают подробностей карты на столе майора Кардозо, на которой заштриховывается очередной квадрат.

Потом они уходят отдохнуть, а майор составляет сводку для министерства аэронавтики с подробным перечислением обследованных за день районов и с кратким планом поисковых работ на завтра.

«…К вечеру того же дня я нашел еще четверых: доктора Фернандеса и трех солдат: Кабрала, Брито и Кальдераро. Правда, Кальдераро на следующий день умер. И таким образом, нас стало шестеро. А погибших — девятнадцать.

Настоящим героем в нашей шестерке оказался солдат Кабрал. Он пострадал не меньше других: у него были сильные ожоги обеих ног и лица, но именно он разыскал где-то нож и сделал костыли для меня и для Ботельо, благодаря которым мы смогли передвигаться. Кабрал все время ползал вокруг, разыскивая что-нибудь годное для нас. Метрах в тридцати он наткнулся на крошечный родник. Это означало, что от жажды мы теперь не умрем. Именно он нашел в обломках самолета обгоревшую банку с сосисками.

— По одной в день каждому, — сказал лейтенант.

Сосисок там было двадцать пять. Значит, на четыре дня. А потом?

Помимо голода нас очень мучил вопрос: ищут ли пропавший самолет, точнее, найдут ли? В том, что ищут, мы не сомневались. Лейтенант все время говорил: «Нас уже ищут и скоро найдут, я знаю наших парней из «Парасар»». Но каждый из нас хороши понимал, сколь невелик у спасателей шанс обнаружить нас. Ведь они не имели никаких координат.

Через два дня все тот же неутомимый Кабрал разыскал аварийный радиопередатчик «Джибси-герл». Но как привести его в действие, никто из нас не знал. А инструкция, прикрепленная к корпусу, потерялась. Мы начали по очереди вертеть ручку динамо, услышали легкое потрескивание, но этим дело и кончилось».

— Это не радиосигналы, — сказал, снимая наушники, радист Паулиньо. Только что в течение десяти минут он слышал какой-то непонятный, но ритмичный треск на частотах, которые отведены для аварийных радиограмм. — Это не радиосигналы, — повторил он, — но и не атмосферные помехи, не грозовые разряды.

Командир базы в Тефе Окгавио тоже слышал эти странные сигналы, но и он не мог понять, что они означают. Впрочем, он не понял бы и переданный по всем правилам сигнал бедствия. Октавио, пятидесятилетний офицер интендантской службы, не разбирался в радиотехнике и вообще был не в ладах с науками. Читать и писать когда-то научился, но дальше этого дело не продвинулось. И все же он обладал немалым чувством ответственности и принял правильное решение:

— Сообщи-ка все это, как есть, майору в Манаус, и пусть он там разбирается что к чему.