На сеновал с Зевсом

   Без тяжелого лохматого венка держать равновесие стало гораздо легче, но не все присутствующие были такими же устойчивыми, как я. Даша-Дахамиль рыдала на груди жениха покойной Маруси, накренившись, как тонкая рябинка, да и сам Мурат Русланович заметно покачивался. Мне показалось, что он сильно нетрезв.

   Провожающих у открытой могилы собралось немного. Ни родителей Маруси, ни ее незабываемой бронетанковой бабушки не было, но я узнала их соседа-очкарика и подошла к нему.

   – Они все в больнице! – вздохнул он, отвечая на мой вопрос.

   – Как, и старушка там?! – охнула я. – Неужели тоже инсульт?

   – Хуже! – Сосед понизил голос до шепота. – Бабуля Жане в психиатрической! У нее с головой совсем плохо сделалось. Представляете – она стала слышать голос погибшей внучки!

   – Каким же это образом? – против воли заинтересовалась я.

   Благодаря мамулиным романам я более или менее в курсе основных способов загробной коммуникации, но мне почему-то трудно было представить экспрессивную бабушку Маруси пристально всматривающейся в магический кристалл или перешептывающейся с духами посредством танцующего блюдечка. На мой взгляд, ее бронетанковой натуре гораздо больше подошло бы исполнение оглушительного соло для ударных на шаманском бубне!

   – Представьте, она разговаривала с мертвой девочкой по телефону! – округлив глаза до границ черепаховой оправы, объяснил сосед.

   – И что же ей сказала Маруся? – Я тоже предельно расширила глаза, серьезно рискуя приклеить ресницы, накрашенные удлиняющей тушью, к бровям.

   – Кто же знает? Мы только и поняли, что ей Марета звонила – бабуля беспрестанно повторяла ее имя, размахивая телефоном. Она его, кстати, с корнем вырвала, так и прибежала к нам с аппаратом в руках, – сосед слабо улыбнулся. – Шумела, бедняжка, вдвое громче обычного! Мы с женой для нее неотложку вызвали, а соседи из другого подъезда – милицию. Они подумали, что у нас скандал, кого-то убивают c утра пораньше!

   – Когда это было? – зачем-то уточнила я.

   – Да мы только проснулись – где-то в половине восьмого!

   – Ужас какой-то, была дружная семья, крепкий, так сказать, очаг, и вдруг все рассыпалось как карточный домик! – сокрушенно сказала я Катерине в фойе кафе, где проходил поминальный обед.

   Заведение было затрапезное, но его специализированные услуги явно пользовались большим спросом: в каждом из трех зальчиков стучали ложками компании скорбящих. Обслуживали все три зала одни и те же официанты, они сновали из помещения в помещение, разнося комплексные поминальные обеды. Все двери были распахнуты, и в холле, куда мы с Катькой вышли, когда ей приспичило курить, однотипные печальные речи слышны были со стереоэффектом. Это здорово нагнетало и усиливало тоску.

   – Люди в черном, – пробормотала Катерина, тщетно пытаясь совместить огонек зажигалки и кончик сигареты. – Они заполонили землю!

   За поминальным обедом мы пили водку, отчего Катька утратила четкость мыслей и движений, а меня неудержимо потянуло философствовать:

   – Вот так плывешь по морю жизни, плывешь, думаешь, что все хорошо, и вдруг – раз! Айсберг в океане.

   – Я в-видела «Титаник», можешь не пересказывать мне с-сюжет, – отмахнулась пьяная Катерина.

   Ее неудержимо вело в сторону от реальности – на зыбкую кинематографическую почву.

   – Я не про кино, я про жизнь! – обиделась пьяная я. – Про то, как катастрофически разрушился мир этой прекрасной семьи! Практически в одночасье все рухнуло: Маруся в могиле, ее родители прикованы к больничным койкам, а бабушка в психушку загремела!

   – И безутешный жених Мурат с разбитым сердцем уезжает из нашего города навсегда! – с тяжким вздохом добавила чувствительная Катерина. – Он уже уволился с работы, купил билет на поезд дальнего следования и выставил на продажу свою квартиру.

   – Откуда ты знаешь?

   – Даша сказала.

   Я досадливо передернула плечами. Мне Даша Жане не сказала ни единого словечка, она даже не смотрела в мою сторону.

   «Наверное, продолжает винить тебя в смерти сестрички, – подсказал внутренний голос. – Хотя это, конечно, полный идиотизм».

   – У этой Даши наследственная склонность к душевным заболеваниям, – проворчала я.

   Катерина меня не слушала. Она глубоко затянулась, секунду помедлила и выдохнула дымное облако, размерам которого позавидовал бы Змей Горыныч. Я закашлялась и отодвинулась, нервно отмахиваясь от драконьего выхлопа.

   Переместившись чуть в сторону, я смогла увидеть в ближайшем к нам дверном проеме новых людей в черном. Что интересно, лица некоторых из них были мне знакомы!

   – Ты чё стоишь там как неродная? Иди сюда! – поманила меня девица в глухом черном платье монастырской послушницы.

   На ногах у нее были балетки, и только они помогли мне узнать в смиренной чернице плясунью из ТЮЗа, которую мы с Алкой уговорили изменить капустным компрессам ради более эффективных ихтиоловых обертываний.

   – Я?

   Я оглянулась на Катьку – она сидела на подоконнике с закрытыми глазами, откровенно наслаждаясь процессом, о вреде которого без устали предупреждает Минздрав.