На пути в Халеб

…Собрание пятерки завершилось торжественной клятвой: они поцеловали Библию (никто из них религиозным не был). По возрасту Исмар Леви был самым старшим, ему уже исполнилось двадцать шесть; Ханану, который несколько раз брал призы на соревнованиях по стрельбе из пистолета, было двадцать пять; Хаимке, мошавнику, служившему водителем в «бригаде»^[38], — двадцать четыре, и столько же лет было Ноаму, физику из Еврейского университета; самым юным оказался Леня Дик, радиолюбитель, установивший в своей иерусалимской квартире два передатчика. После клятвы приняли решение убрать Бретке, зоолога и корреспондента «Джиогрэфикал мэгэзин», немца и австралийского подданного, который, по данным военной разведки в Египте, был агентом Абвера и собирал сведения об аэродромах, самолетах, оружейных складах и арсенальном запасе Палестины, а также о составе ее населения и тому подобных вещах. В личном деле Бретке имелась фотография, где он был изображен рядом с Гиммлером и другими нацистскими вожаками. О содержании его личного дела английской разведке стало известно в июле 43-го, однако очень скоро Бретке исчез, но и в своем хайфском доме тоже не появлялся. В конце того же года выяснилось, что он был двойным агентом. Его видели под Каиром, на британской тренировочной базе по подготовке разведчиков, а после войны он вернулся в Хайфу.

Воцарение нового порядка, на который намекал капитан, происходило мягко, совсем не так, как полагал Исмар Леви. Ханан познакомился с девушкой, стал сторониться людей, опускался все больше и больше и наконец съехал с квартиры Исмара и поселился в убогой лачуге в вади Мусрара, где в прежние времена ночевали пастухи. Девушка, ее звали Шула, заглядывала туда нечасто.

После того как Ханан в течение недель не подавал признаков жизни, она решила его навестить. На полу лачуги валялись его пожитки — военная шинель, служившая одеялом, драный свитер и рюкзак. С глазами, полными слез, она собралась было уходить, как раздался стук в дверь и тут же, пригибаясь чересчур низко, в хижину вошел Исмар Леви. Он был одет в белую сорочку и свободные белые брюки. Вьющиеся волосы обрамляли безмятежно спокойное лицо.

— Где Ханан? — спросил он.

— Не знаю. Две недели назад он был тут.

— Где он может быть, как по-вашему?

— Понятия не имею. Я его едва знала.

— Не упоминал он какого-нибудь другого города, другой страны?

— Нет.

В комнате Шула сварила им кофе, а когда Исмар поднялся со стула, чтобы помочь ей снять с подноса чашки, она поразилась виду его тела, сильного, брутального, так не вязавшегося с безмятежным выражением его лица. Она внутренне словно отпрянула, но в то же время оценила, как мгновенно он разобрался в ее отношениях с Хананом и с какой деликатностью себя вел. Особенно расположил ее теплый тембр его голоса.

— Откуда такое имя — Исмар? — задала она вопрос, когда они уже стояли на пороге.

— Когда мать родила меня, ей было семнадцать. Это имя понравилось ей. Наверное, слышала от кого-нибудь.

Было 9 мая. Близился намеченный для выполнения задания день. Исмар искал двоюродного брата всюду. Тем временем пришло письмо от французского капитана: он завершает возложенную на него обязанность и возвращается учительствовать в свою школу в Ницце. Из того, что о ратуше в письме не было ни слова, Исмар понял, что строительство началось.

Он поехал к Хаимке Чернину. Самый невозмутимый из «Братьев Дины» сидел за столом между отцом и матерью. Он казался смущенным. Исмар выжидал, пока родители выйдут из комнаты или Хаимке выйдет с ним вместе. Но прошел час, а они все еще сидели за столом, и Хаимке тер и тер свои большие короткопалые руки.

— Мне надо с тобой поговорить.

— Конечно, Исмар, если ты того хочешь…

Он натянул вязаную шапку, хотя на улице было не особенно холодно.

— Пойдем лучше в сад, — предложил он.

Исмар рассказал об исчезновении Ханана и о полученном от капитана письме.

— Понимаешь, — начал Хаимке, — у меня сейчас полно работы в хозяйстве. И еще… я собираюсь жениться. Жить в деревне — это не то что в городе. — Шапка почти полностью скрывала его лицо.

— Ты уходишь от нас, Хаимке?

— Чего ты добиваешься, Исмар? Ведь если Ханан ушел…

— А как же Бретке?

— Ноам сказал, что полной уверенности на его счет нет.

— Он коллекционирует бабочек и старые карты…

— Этого я не говорил. Я только сказал, что полной уверенности нет. Мы точно не знаем, а англичане и вовсе с ним работают. Один ты всегда во всем уверен, Исмар.

— А я скажу тебе, что хуже предателя ничего быть не может. Достаточно предать один раз, и ты уже предаешь бессчетно. Где Ноам?

— Ноам в Иерусалиме, но он вот-вот уезжает в Америку… если еще не уехал. В мире есть и другие вещи — не только твои немецкие обломки.

— А как же твоя клятва? Не боишься, что у тебя рука отсохнет?

— Послушай, Исмар… — Исмар Леви нервно рассмеялся. — …будь благоразумен. Все изменилось.

— Всего лишь за год?

— Всего лишь за год. Почему бы и нет?

Исмар с силой сдернул шапку с головы Хаимке.

— Я хочу видеть твое лицо!

— Позволь мне хотя бы сказать тебе пару слов…

— Знаю я, что ты собираешься мне сказать.