На пути «Тайфуна» 4

Они не фермеры, у них никогда не хранилось больших запасов провизии. Только немного муки, круп и картофеля. Хлеб они покупали каждый день теплый, ветчину свежую, а мясо парное. Поэтому, когда большинство магазинов вдруг закрылось, появилась нешуточная угроза голода. А в лавках уже отказывались принимать бумажные купюры, только серебро и золото.

Ральф обернулся, как будто кому-то есть дело до его секретов, и доверительно склонился к сержанту:

— Ты же знаешь, серж, когда Рузвельт приказал всем гражданам отнести золотые монеты в банк, не все это сделали, хотя нарушителям грозили тюрьма и серьезный штраф. Мне тогда уже лет восемь было, и я все понимал. И вот теперь те, кто припрятал золотишко на черный день, понесли его лавочникам и спекулянтам. В банке давать матери серебряные доллары отказались, а потом отделение и вовсе закрылось, но у них хранился небольшой запас монет дома, в шкатулке. Да еще были разные украшения, не особо ценные. Ну, в смысле, не фамильные драгоценности, и их было не так жалко. Одним словом, на консервы и хлеб им хватало.

В общем, поначалу все было терпимо. Они даже жалели местных япошек, которых власти были вынуждены депортировать из-за их агрессивных соплеменников. Японцы на острове все такие трудолюбивые, и обычно вежливые. Когда они шли под конвоем, как какие-нибудь преступники, и у всех, даже маленьких детей на груди висели бирки, им все сочувствовали.

Но затем появились беженцы. Сначала пикапы, грузовички, телеги. Потом пошли пешеходы с маленькими тележками и детскими колясками. Поток беженцев с северо-востока не прекращался, он все тек и тек, а другие люди брели им навстречу, с запада. Было страшно. Бездомных людей размещали где только можно – в школе, в церкви. Мать пригласила семью, но они лишь переночевали, а утром пошли дальше. Пешком, неся пожитки. Потом мать взяла домой маленькую девочку, возрастом примерно как их Лиза, одиноко стоявшую на улице. Как ее зовут, не знают, она не говорит. Девочка вообще не разговаривает, и не откликается на слова, только пугливо пригибается и вжимает голову в плечи, когда слышит выстрелы. Возьмешь ее за руку, идет, поставишь перед ней тарелку, ест, но в глаза не смотрит и все время молчит.

Потом поток беженцев вдруг прекратился, и это было еще страшнее. Казалось что там вообще не осталось живых людей.

— А еще, — Ральф трагическим тоном понизил голос, — мы кое-что услышали от беженцев, которым повезло сбежать из подконтрольных джапам районов. Остров большой, его весь не оцепить, и кое-кому уйти удавалось. Так вот, — парнишка перешел на шепот, — они рассказывали такие ужасы, что до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю. Как ты думаешь, серж, это все правда?

— Вы еще всего не знаете, — честно заявил Тим. — Гражданские просто не в курсе всего, что япошки вытворяют по ту сторону фронта. Так что вы молодцы, что вовремя ушли из города.

— А нас все успокаивали, — вздохнул Ральф. — Радио еще работало, расклеивали плакаты, убеждали, что к рождеству желтоморлых обезьян выкинут с острова.

Тим кивал с рассеянным видом, не выражая никаких эмоций, но на самом деле слушал внимательно. Он представлял себе печальное Рождество в пыльном подвале, с немудреными подарками, под грохот случайно залетавших в поселок Елееле снарядов.

А утром мать попросила его купить что-нибудь вкусненькое для приемыша, чтобы хоть немного порадовать. Он стоял в очереди и ждал, когда лавочник проверит серебряные доллары. К постоянному гулу канонады все давно привыкли. И тут он увидел в окно, что по дороге несется целая живая волна людей, а у них за спиной вздымается стена пыли. Ральф машинально схватил с прилавка монеты, лишь потом поняв, что это не его деньги, и напрямик, перескакивая через заборы, бросился к своему дому. Они не приготовили вещи заранее, все собирали второпях, боясь, что мост вот-вот разрушат, и только потом поняли, что кое-что забыли. Мыло вот не взяли, и жестянку с зубным порошком оставили, но хотя бы сахар и сухое молоко захватили с собой. Потом часть вещей пришлось бросить, потому что нести оказалось тяжело. Еще мать посоветовала надеть старую куртку, чтобы никто не позарился на новую одежду.

Куда идти, тоже не знали. С востока подпирают обезьяны, а к причалам не протолкнуться, да и желтые сволочи бомбят все корабли с беженцами. — Ральф помрачнел так, что даже в сгустившихся сумерках стало видно угрюмое выражение его лица. — Или обстреливают своими крейсерами, не знаю. Но утром я видел в гавани перевернутый верх дном транспорт, а от другого судна торчали только мачты. А вода вся покрыта обломками и… и еще что-то плавает. Идти на запад, тоже не выход. У Маны японцы появились даже раньше, чем в Лихуэ.

— Там большой аэродром, — открыл маленькую военную тайну Вэнс.

— Баркинг Сэндс – уточнил Ральф, знавший все про свой родной остров. — На нем может разместиться полсотни аэропланов, а неподалеку есть еще маленький запасной аэродром.