На последнем рубеже

Информация была интересная, ничего не скажешь. Я сразу доложил взводному, тот передал комбату. Некоторое время спустя Влад подсказал, что информация эта у командования уже имеется.

Позже мы с Василием рассуждали, что за ходы такие подземные? Боевой товарищ предположил, что они сохранились ещё с 17 века — с тех времён, когда город был пограничной крепостью на южной окраине Московского государства. В те времена подземелья связывали все башни крепости, имелся и выход к реке…

— Ну, есть ход, а дальше-то что?

— А то, что если взять десяток бойцов да ходом этим к Владимирской церкви выйти…

— Стоп. Что за Владимирская церковь?

В отличие от меня, лейтенант историей города и его географией не очень интересовался; всё больше бабами.

— Это храм, рядом с которым Василия ранили. Так вот, если пройти к нему, выкурить фрицев с колокольни да самим по Покровской ударить, можно обеспечить успешную контратаку батальона.

Сейчас лицо Влада будто высечено из камня. И где его оптимизм?

— Не знаю, план рискованный…

Взводного можно понять: хоть я и прошу всего отделение, фактически вверенное подразделение сократится примерно на треть. С кем воевать? Ещё сложнее согласовать план с комбатом (комроты ещё как-то подвинется). Ну не любят наши старшие командиры хоть каких-то отступлений от линейной тактики, не любят и боятся. Пытаться атаковать с фланга, попробовать обойти противника — вы о чём?! Решили к врагу перекинуться? Только лобовая атака, только в штыки, да чтоб с криком «ура», да чтобы в рост, не дай Бог, заляжете!

Почему так? Да потому, что с командиров за потери не спрашивают. Батальон комбат угробил — молодец, волевой мужик, крепко дрался! А вот за переход людей к противнику спросят по полной. И никакой самостоятельности у среднего командирского звена за редким исключением нет. Никто также не потерпит даже крохотных отступлений от уставов. А сколько народу погибло только потому, что в начале войны окопы уставами не признавались? Максимум стрелковые ячейки, и то в крайнем случае! Вот и рвут нас немцы, у них-то что наступление, что оборона отлажены идеально…

— Влад! — оборачиваюсь, слышат ли нас бойцы неподалёку? — Да раскрой глаза! У нас иного варианта нет, а мой план имеет хоть какой-то шанс на успех! Хрен с ними, со штабными дуболомами, у них только «давай-давай» да мат через слово. Мы-то за что сражаемся? Перед кем тянемся? Долго ещё нас фрицы гнать будут?

Лицо командира и товарища стало злым. Лейтенант коротко ответил:

— Хватит мораль читать. Сам знаю. Бери своё отделение, вас как раз 9 человек осталось, пробуй.

С ротным и комбатом договорюсь, подавишь пулемётчика на колокольне — будет тебе контратака. Только это… Пулемёт я тебе оставить не могу. У меня всего два ручных вместе с твоим осталось.

— А и не надо, командир, не надо! Фрицевским разживусь! Ты только пистолет мне дай.

Глаза товарища вмиг стали хитро-плутоватыми:

— Какой пистолет? У меня только наган имеется командирский, но его никак нельзя…

— Товарищ лейтенант, — вскрикнул я возмущённо, — я тебе вчера парабеллум трофейный притащил! Вот его и давай, да обе запасные обоймы. Я тебе ещё принесу — он у каждого фрицевского пулемётчика есть!

Делать нечего. Отдал, хоть и чертыхался…

…Древний крепостной ход встретил нас ужасной затхлостью. А пару минут спустя я понял, какую ошибку совершил, не подумав об освещении, — тьма поглотила нас, не оставив никакого просвета.

Под землей ощущение пространства и времени теряется мгновенно. Под ногами что-то хрустит, но что? Щебень, ржавое железо или чьи-то кости? Становится не по себе, и дышать тяжело…

Пара минут движения в быстром темпе (ну, как мне показалось), и я практически выдохся — под землёй не набегаешься. Выбиваются из сил и следующие позади товарищи — я явственно слышу их сбитое дыхание. По спине, лицу и ногам бегут горячие струйки пота, неприятно щекоча кожу; намокшие галифе начинают натирать.

Но не только спёртый воздух и дикая духота терзают нас. Пока бежали, ещё куда ни шло, а сейчас в сердце мерзкой змеёй заползает страх. Ходы кажутся живыми — в них преломляются звуки, доносящиеся сверху, будто в глубине земли живёт какой-то огромный зверь. Перед глазами мелькают страшные видения: крысы, размером с собаку, огромные пауки, ещё какие-то невообразимые чудища… Но самое страшное — ответвления, способные завлечь нас не в ту сторону. Ведь ходов должно быть много! А если мы свернем не туда и заплутаем во тьме древнего подземелья?!