«Окончательным оформлением следственных дел занимался Голуб, он же носил дела на утверждение к начальнику Управления… Составлять обвинительные заключения я не умел».
Похоже, Слепнев говорил правду: документ составлен Голубом достаточно хитроумно. За несколько месяцев службы бывший рабочий вряд ли успел разобраться в юридических тонкостях палаческого крючкотворства.
Почему же появилась сия бумага спустя два месяца после расстрела поэта? Ответ, по-видимому, прост: 14 января 1938 года начальником Ленинградского управления НКВД был назначен Литвин, сменивший на этом посту Заковского (Штубиса). Фальсификаторы боялись, что новый «главный палач» займется выявлением «липы» и чисткой управления от не в меру ретивых, посему и решили формально «завершить» дело. Действительно, Литвин для острастки уволил несколько рядовых работников, в том числе и Слепнева [5], но менять ничего не стал.
И все же палачи не избежали расплаты: в 1938–1940 годах Заковский, Шапиро-Дайховский, Перельмутр, Голуб и другие «враги народа» были расстреляны. Они тоже стали жертвами сотворенной собственными руками машины террора. (Литвин, опасаясь ареста, в конце 1938 года покончил жизнь самоубийством.) [6].
Николая Макаровича Олейникова реабилитировали в 1957 году. Однако его оригинальная поэзия еще долго оставалась под подозрением: лишь недавно стихи поэта стали появляться в печати. И сразу же привлекли внимание читателей.
1. Л. Жукова. Справка с печатью. Газета «Новое русское слово» от 8 ноября 1981 года.
2. Показания невинно репрессированного А.И. Смоктуновича от 5 марта 1939 года.
3. Матвеев Владимир Павлович (1897–1940) был активным участником Октябрьской революции и Гражданской войны. Впоследствии написал автобиографическую повесть «Комиссар золотого поезда», которую тогдашняя критика характеризовала как «троцкистскую». Накануне ареста в 1934 году работал управляющим Ленинградским отделением Союзфото. 16 января 1935 года Особым Совещанием НКВД СССР приговорен к 5 годам ссылки в г. Туруханск Красноярского края. Расстрелян в 1940 году.
4. В тот же день был расстрелян и Дмитрий Петрович Жуков.
5. После НКВД Слепнев почти сразу попал в солдаты, храбро сражался на фронтах Великой Отечественной войны, о чем свидетельствуют его награды: орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Любопытная деталь: в 1942 году он утерял партбилет, но восстанавливаться в партии не захотел. Может быть, что-то понял? По крайней мере, в 1955 году он был одним из немногих оставшихся в живых бывших сотрудников НКВД, кто достаточно правдиво рассказал о беззакониях сталинщины.
6. В 2004 году в августовской книжке журнала «Звезда» литератор Э.М. Шнейдерман опубликовал исполненный лжи и очернительства материал об авторе данного очерка, в котором, в частности, заявил, что полтора десятка лет назад Е. Лукин «написал несколько статей о пребывании под следствием Н. Олейникова и Н. Заболоцкого, где вывел, что вина в осуждении обоих лежит вовсе не на следователях-садистах, но на одной из их жертв – на расстрелянном вскоре Бенедикте Лившице». О справедливости данного утверждения читатель может судить сам.
Труды и дни Лавровича, или Две престарелые козы
Газета «Санкт-Петербургские ведомости» от 6 ноября 1991 года
«В окне виднелись: домик с освещенными квадратными окнами, который они называли коттеджем, окруженный покрытыми снегом деревьями, недавно окрашенный в белый цвет; две стены Консерватории и часть песочного здания Академического театра с сияющими по вечерам длинными окнами; за всем этим, немного вправо, мост и прямая улица, где помещался “Молокосоюз” и красовалась аптека и мутнела Пряжка, впадавшая в канал Грибоедова недалеко от моря».
Такой грустный вид открывался бедному литератору Свистонову, герою романа Константина Вагинова (1899–1934) «Труды и дни Свистонова», впервые полностью опубликованного в только что вышедшей книге (К. Вагинов. Козлиная песнь. Романы. М., «Современник», 1991). Здесь писатель с большой точностью описал то, что сам наблюдал из окна своей петербургской квартиры, где когда-то жил с отцом и матерью. Его отец, Константин Адольфович Вагинов, до революции был жандармским офицером, а мать, Любовь Алексеевна, богатой домовладелицей.
В конце 20-х – начале 30-х годов в доме № 105/4 по каналу Грибоедова проживали и другие «бывшие»: барон Остен-Сакен, княгиня Путятина, царский офицер Авраамов, миллионер Закгейм… При Советской власти кто-то из них трудился на ниве просвещения, кто-то инженерия на заводе. Ну а Закгейму сам Бог велел стать оценщиком в комиссионном магазине.
Кроме молодого писателя Константина Вагинова в этом старинном здании ютился еще один мастер прозы, но прозы особой, до сих пор скрытой от широкого читателя в архивах НКВД.