На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

Когда Олейников достаточно меня прощупал и убедился, что я остаюсь на старых троцкистских позициях, он мне заявил, что одной агитацией сейчас действовать уже недостаточно и что необходимы более реальные меры борьбы с руководством ЦК ВКП(б) по главе со Сталиным. В первую очередь, говорил Олейников, необходимо собрать старые троцкистские кадры и включиться в активную контрреволюционную работу…

Из бесед с Олейниковым мне известно, что во главе контрреволюционной троцкистской организации, в которую я входил, стоит руководящий центр, но персонально кто участвовал в нем, я не знал… Олейников мне только говорил, что по троцкистскому подполью в Ленинграде он связан с видным зиновьевцем Матвеевым Владимиром – б. директором Лен. Отд. “Союзфото” [3]…

Указания по вредительству я получал от Олейникова. Заключались они дословно в следующем: “работать ровно столько, сколько необходимо для сохранения партбилета, меньше работать по своей специальности, а если окажется возможным, то вообще ничего не делать…”.

В одной из бесед Олейников говорил мне, что те методы борьбы с руководством ВКП(б), которые применялись до сих пор, не могут разрешить поставленной перед троцкистским подпольем задачи. Для того, чтобы быстрее устранить от руководства партией Сталинский Центральный Комитет и захватить в свои руки государственную власть, необходимы более действенные методы борьбы. Поэтому, заявил Олейников, центр троцкистского подполья дал указание применить в борьбе со сталинским руководством террор и подготовить ряд террористических актов против руководителей Компартии и Советского правительства…

Олейников мне говорил, что террористические акты в первую очередь готовятся против Сталина и его ближайшего соратника Ворошилова, при этом он крайне недоволен неудавшимся покушением на Сталина и Ворошилова во время пребывания их на Кавказском побережье (подробности по этому вопросу я сейчас не помню). После убийства Кирова, после того, как были опубликованы следственные материалы, Олейников в одной из бесед мне заявил, что есть директива троцкистского центра – всеми мерами отвести обвинения от троцкистского подполья в терроре и доказать коммунистам и комсомольцам, что обвинение нашего подполья в организации убийства Кирова якобы исходит от Сталина с той целью, чтобы еще раз расправиться со всеми политическими противниками».

Что здесь было правдой, а что – нет? Действительно, писатель Владимир Матвеев, старый друг поэта, являлся активным участником ленинградской оппозиции. Он был арестован после рокового выстрела в Смольном, когда в Ленинграде началась кровавая чистка партийных рядов. На допросах в НКВД никаких показаний на Олейникова он не дал. В то же время сам Николай Макарович получил строгий выговор за «притупление партийной бдительности».

Возможно также, что поэт осуждал политику «Сталинского руководства» и говорил о политической подоплеке убийства Кирова. Все остальное – бессовестная ложь. Однако палачи настойчиво требовали, чтобы арестованный подтвердил этот оговор. Для чего?

Судя по документам, стратегический замысел Перельмутра и Голуба заключался в следующем: в Ленинграде якобы действуют две подпольные, тесно сотрудничающие друг с другом организации – «контрреволюционная троцкистская» и «шпионская», работающая на японскую разведку. В первую организацию будто бы входят писатели Сергей Безбородов, Борис Корнилов, Константин Боголюбов, Вольф Эрлих, Анатолий Горелов, Ефим Добин, редакторы Александра Любарская, Абрам Серебрянников и другие. Членами второй организации «являются» некоторые работники представительств СССР в Японии и Иране, научные специалисты по странам Дальнего Востока, в том числе Дмитрий Жуков. Связующим звеном между двумя мифическими группами, по замыслу палачей, должен был стать Олейников. Вот почему они всячески добивались от него «признаний».

26 августа Николая Макаровича вторично допрашивали Голуб и помощник оперуполномоченного Слепнев. В кабинет ввели Жукова: изможденный, сломленный пытками, он подтвердил все то, под чем подписался два месяца назад. Олейников мужественно отрицал оговор. Очная ставка закончилась безрезультатно.

Нам остается только гадать, что случилось дальше. Скорее всего, поэта зверски избили, потому что следующая фраза протокола гласит: «Будучи изобличен следственными материалами и очной ставкой, я решил дать следствию правдивые показания». Нет нужды цитировать явно сфальсифицированный документ: поэт почти дословно повторил «признания» Жукова, назвав среди «соучастников» лишь своего недавнего изобличителя и Владимира Матвеева. Он, верно, полагал, что его старого друга, попавшего в застенки НКВД двумя годами ранее, уже нет в живых.

Кроме того, палачи старались выбить из поэта «показания» на Самуила Яковлевича Маршака. Николай Макарович заявил, что «хотел завербовать» последнего в контрреволюционную организацию, но «не завербовал его, т. к. у нас испортились с ним личные отношения».

Поэт Самуил Маршак. Фотография 1930-х годов