На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

В мае – июне 1938 года состоялись очные ставки между Лившицем и тремя другими арестованными писателями: В.О. Стенич категорически отрицал показания Лившица, Ю.И. Юркун полностью подтверждал, Е.М. Тагер частично с ними соглашалась, частично – нет.

На суде, проходившем 20 сентября 1938 года под председательством армвоенюриста В.В. Ульриха, Б.К. Лившиц полностью признал себя виновным, сказал, что искренне раскаивается в своих тяжких преступлениях, и просил не лишать его жизни. Увы, приговор был окончательным и подлежал немедленному исполнению. Прах поэта покоится на Левашовской пустоши, где захоранивались тогда жертвы сталинского террора.

В своем первом поэтическом сборнике Бенедикт Лившиц провозгласил себя последователем древнегреческого флейтиста Марсия, который вызвал на состязание кифареда бога Аполлона и за это поплатился жизнью. Слова поэта стали пророческими: ему тоже пришлось пройти сквозь страшные муки. Зная о них, никто не посмеет в чем-либо упрекнуть современного Марсия. Судить могут лишь сами репрессированные. Но от их имени сказал Николай Заболоцкий, который мужественно выдержал пытки и никого не оговорил:

«И в минуты смертельного изнеможения я не позволил себе клеветы на Тихонова. Как же смели наклеветать на меня те – двое (Б.К. Лившиц и Е.М. Тагер – Е. Л.)? Должно быть, сама смерть смотрела на них, если они, позабыв совесть свою, решились на подлое дело. Но я не виню их. Есть предел силы человеческой».

Литераторы (слева направо) Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков. Фотография Карла Буллы 1914 года

Протокол допроса

обвин. Лившиц Бенедикт Константинович, 1882 г.р., ур. Г. Киева, русский, гр-н СССР, б/п, литератор-переводчик, из мещан («купцов» зачеркнуто. – Е. Л.), не судимый.

от 11 января 1938 г.

Вопрос: В поданном вами заявлении вы признались, что являетесь участником антисоветской троцкистско-правой организации писателей г. Ленинграда и что по своей контрреволюционной деятельности были связаны с ныне находящимся в Париже активным участником контрреволюционной троцкистской организации Кибальчичем. Расскажите подробно о своей связи с Кибальчичем.

Ответ: Работая в 1927 году над переводом французских писателей, я впервые столкнулся с Кибальчичем, который был рецензентом французских книг в Ленинградском Отделении Государственного Издательства. («По линии Горлита» зачеркнуто. – Е. Л.)

Наше знакомство вначале носило чисто деловой характер: постепенно я начал с ним сближаться и с 1929 года стал посещать его квартиру, где мы вели политические беседы, в которых он высказывал мне свои контрреволюционные троцкистские взгляды.

К этому же времени с Кибальчичем сблизился и автор контрреволюционных пасквильных произведений – поэт О. Мандельштам, которого я знал как антисоветски настроенного с 1924 года из совместных наших контрреволюционных бесед.

В беседах с нами Кибальчич развивал свои троцкистские взгляды в вопросе литературы. Для него в литературном произведении было не важно содержание, а была важна определенная формальная высота. Этой «высоты», этого «мастерства», по утверждению Кибальчича, он не видел в подавляющем большинстве советских произведений. От этих общелитературных бесед он переходит в дальнейшем к контрреволюционным нападкам на руководство ВКП(б).

Кибальчич в беседах с нами «возмущался» отношением марксистской критики к попутчикам, зажимом непролетарских писателей. «Это линия партии? – Увы, да! Что поделать! Бывают ошибки. Не всегда руководство на высоте. Руководство – еще не вся партия. Партия – еще не весь пролетариат». Так обычно заканчивал свои троцкистские высказывания Кибальчич.

Еще большую озлобленность против руководства ВКП(б) Кибальчич высказывал в период коллективизации.

В одной из таких контрреволюционных бесед у меня дома, где присутствовали: я, Мандельштам и Кибальчич, он – Кибальчич, – клевеща на политику ВКП(б), прямо заявил, что судьба коммунизма в одной шестой части света поставлена на карту, что диктатуре пролетариата якобы угрожает провал, если коллективизация не удастся, а последнее более чем сомнительно, что сопротивление кулака не так легко сломить, что можно даже с уверенностью предсказать, что борьба с кулаком – дело почти безнадежное и что катастрофа надвигается – ее грозные признаки уже налицо. Тут же он начал высмеивать пятилетний план, называя его «неслыханной затеей и продуктом чисто головного творчества». Он доказывал, что планировать хозяйство 150-миллионного народа – «это химера, обреченная на явную гибель».

Припоминаю дословное выражение Кибальчича по поводу 1-го пятилетнего плана, он сказал: «Сколько жертв приносится и еще будет принесено этому Молоху?»

Опубликованную статью Сталина «Головокружение от успехов» Кибальчич расценивал как сдачу позиций, отступление по всему фронту.