Ну куда деваться? Отец с сыном вернулись в Одессу. Изя сразу же доложил в Чека о британских и итальянских военных кораблях, которые разглядел в Констанце, и по просьбе Гольднера стал работать контролером на Одесском рынке. В это время с ним произошла пренеприятная история: он нахамил своей жене Фриде. Вообще-то, Изя и раньше не отличался вежливостью, но тут дело приняло крутой оборот: оскорбленная Фрида подала в суд, и хама приговорили к тюремному заключению на месяц.
Наверно, тюрьма и натолкнула нашего героя на мысль, что лучше сажать за решетку, чем сидеть за ней. Однажды Изя упросил Гольднера, и тот на тетрадном листке написал:
«Тов. И.Я. Чоклин известен мне лично по совместной подпольной работе в Румынии как честный самоотверженный работник».
Разведясь с женой, Изя уехал в Ашхабад – к сестре Любе. Люба была чекисткой и ходила в кожанке. Предъявив гольднеровскую бумажку и наговорив с три короба о своем блистательном вояже в запредельную страну с особо важным заданием, бывший одессит устроился в Туркменскую чрезвычайку и получил должность уполномоченного в секретном отделе.
Однако сослуживцы вскоре его раскусили, и начальник отдела Диментман в характеристике подчеркнул: «нуждается в постоянном руководстве, есть очень вредные уклоны и стремления к партизанщине», «признавать свои ошибки не любит», «отношение к товарищам по службе и подчиненным по работе скверное», «к недостаткам можно отнести карьеристические замашки, особых достоинств нет».
Нет нужды описывать, как Изя ловил англо-персидских шпионов на восточных базарах, арестовывался за самоуправство, изгонялся и вновь принимался на службу и так далее. В 1928 году его в конце концов выгнали из ГПУ «как негодного работника». Но он не унывал: приехал в город на Неве и обратился к начальнику Ленинградского ГПУ за помощью. Трудно сказать, чем он покорил Станислава Мессинга, но тот начал хлопотать за него. Позвонил среднеазиатским коллегам, услышал в трубку:
– Да это же шкурник!
Москва тоже запротестовала. Тогда Мессинг поручился:
«За работой тов. Чоклина мы будем крепко следить, и в случае непригодности последний будет уволен».
Не уволили: оказался годен. Еще бы – шпиона за шпионом выслеживал, террориста за террористом арестовывал, контрреволюционера за контрреволюционером хватал. Тасовал жертвы, как колоду карт, и раскладывал смертельные пасьянсы.
В аттестациях ему теперь писали:
«Тов. Чоклин, имевший в прошлом по работе в Средней Азии крупные успехи, работая в Ленинграде, проявил себя как опытный, энергичный, имеющий личную инициативу оперативник. Принимал активное участие в ликвидации резидентуры Французского Генштаба в Ленинграде и лично провел следствие по этому делу. В 1933 году принял активное участие в ликвидации контрреволюционных шпионских организаций Эстонского и Финского Генштабов. Благодаря активной работе тов. Чоклина и его исключительной способности по следствию удалось разоблачить ряд крупных разведчиков».
А то, что среди этих «разведчиков» оказался, к примеру, ни в чем не виновный писатель Сергей Колбасьев, никого из палачей не интересовало: ради карьеры чего не сделаешь.
Видать, начальник контрразведывательного отдела УНКВД ЛО Яков Перельмутр в хамоватом подчиненном души не чаял: вот-вот с его благословения заблестят лейтенантские кубики на чоклинских петлицах. Сорвалось: как гром среди ясного неба прозвучал в конце 1937 года приказ об увольнении. Подкузьмили заграничные родственнички – дядюшка Лейба, бежавший от солдатчины в Америку в 1904 году, да тетушка Рахиль, жившая в Румынии. Как-никак, темные пятна в светлой биографии сержанта госбезопасности. К тому же в партию, как ни старался, а пролезть не сумел: числился Чоклин в сочувствующих и посему страстно заверял партийцев:
«Все мои усилия будут устремлены на то, чтобы своей активной и преданной работой в дальнейшем заслужить звание достойного члена ВКП(б)».
Но верный товарищ Перельмутр уволенного в беде не оставил: взял на внештатную работу. Тут приехал в Ленинград крупный чин из столицы – Михаил Иосифович Литвин. Объяснил уволенным беспартийным сотрудникам, что они «могут в силу изменившихся условий вернуться на работу в УГБ». Обрадовался Изя, настрочил рапорт на имя первого заместителя начальника Управления НКВД Шапиро-Дайховского:
«Прошу Вашего ходатайства о восстановлении меня в правах оперативного работника».
Пока читался рапорт, начальство поменялось: Ленинградское управление возглавил тот самый Литвин. Михаил Иосифович вместо рапорта подмахнул… постановление на арест Чоклина, которое услужливо принес на подпись верный товарищ Перельмутр. А допрашивал арестованного другой приятель – начальник отделения Аксельрод: