Трудный XX век Россия прошла под знаком «советского человека». Советские школы, армия, культура помогли этому культурноисторическому типу приобрести ряд исключительных качеств. В критических для страны ситуациях именно эти качества позволили СССР компенсировать экономическое и технологическое отставание от Запада. В то же время в каждой стране всегда существовали нормы и положения, которые объясняли явления и процессы в экономической деятельности. Например, один из известных философов отмечал роль кальвинизма в экономической жизни человека: «Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида. В решающей для человека эпохи Реформации жизненной проблеме — вечном блаженстве — он был обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе».
В то же время в томе «Россия» фундаментальной энциклопедии «Всемирная история» написано: «В идеологии Восточной церкви община верующих сыграла гораздо большую роль, чем роль индивидуума, ответственного только перед Богом, и с этой традицией связаны не только славянофилы XIX века, но также, косвенно, русские социалисты и марксисты, заявившие о важности коллективизма».
В этой связи есть необходимость подчеркнуть, что в основе нашей экономической жизни заложены принципы, далекие от стяжательства во всех его формах.
До недавнего времени огромную роль в этом играла церковь. Например, хотя православие избегало явного изложения социальных доктрин, в духовно-религиозном плане частная собственность всегда трактовалась как не богоугодное устроение. Красноречивый пример — перевод архиепископом Василием (Кривошеиным) поучений преподобного Симеона Нового Богослова (949-1022). Вот что говорит пр. Симеон в девятом «Огласительном слове»:
«Существующие в мире деньги и имения являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, как пастбища неразумных животных на полях, на горах и по всей земле. Таким же образом все является общим для всех и предназначено только для пользования его плодами, но по господству никому не принадлежит. Однако страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила башнями, засовами и воротами, тем самым лишив всех остальных людей пользования благами Владыки. При этом эта бесстыдница утверждает, что она является владетельницей всего этого, и спорит, что она не совершила несправедливости по отношению к кому бы то ни было».
В другом месте девятого «Слова» осуждение частной собственности носит еще более резкий характер: «Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений — немилосердне, другое — надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги… виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их умирать от голода и холода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать».
И снова вернемся к «советскому человеку». Его конкуренты и антагонисты были после Гражданской войны «нейтрализованы», подавлены или оттеснены в тень. Однако они пережили эти трудные времена и вышли на арену, когда советский тип стал сникать и переживать кризис в ходе послевоенной модернизации и урбанизации. Вперед вырвался культурно-исторический тип, проявивший наибольшую способность к адаптации. Его можно назвать «мещанством».
К 1970-м годам мещанство сумело добиться культурной гегемонии над большей частью городского населения и эффективно использовало навязанные массовой культуре формы для внедрения своей идеологии. Советский тип вдруг столкнулся со сплоченным и влиятельным «малым» народом, который ненавидел все советское жизнеустройство и особенно тех, кто его строил, тянул лямку. Никакой духовной обороны против них государство уже и не пыталось выстроить. Наоборот! Видные западные советологи уже в 1950-е годы разглядели в мировоззрении мещанства свой главный плацдарм в «холодной войне». Они считали, что рост мещанства станет механизмом перерождения советского человека в обывателя, поглощенного стяжательством.
Суть философии мещанства — «самодержавие собственности». Но этот идеал собственности, в отличие от Запада, не стал буржуазным и не был одухотворен протестантской этикой. Буржуа был своего рода творческим и революционным культурно-историческим типом. Мещанин же — это антипод творчества, прогресса и высокой культуры. Ему противно любое активное действие, движимое идеалами.