Одну из глав книги он назвал «Европейничанье — болезнь русской жизни». Термин «европейничанье» сейчас устарел, но содержание, глубокий смысл его остались, хотя это действие и имеет сейчас иное название. Здесь в качестве примера показано такое состояние, когда один вид растения не может прижиться на другой, чужой для него почве, о чем говорилось выше.
То, что определил Данилевский 150 лет тому назад, к сожалению, является и сегодня, на мой взгляд, основной причиной отторжения нашей страной тех экономических моделей, которые приживаются на Западе. И это объясняется не тупостью или недоразвитостью нашего российского общества. Ответ довольно прост. Мы — иные, со своими особенностями, взращенными в нас тысячелетиями. Нет же среди семи миллиардов людей, живущих на земле, абсолютно одинаковых? И никого это не смущает. Так распорядилась природа, так почему она не могла распорядиться и в вопросе своеобразия и многогранности цивилизаций Земли?
По мнению автора, Россия пережила тяжелую операцию под именем Петровской реформы. Как известно, ни тогда не было, ни в настоящее время в обществе нет однозначной оценки деяний Петра I. В то время в Европе в значительной степени были сделаны различные открытия и изобретения в области науки и промышленности, получившие применение в её государственной и гражданской системе.
Западная цивилизация, имевшая сильных личностей с большими амбициями и честолюбием, стремилась расширить свою власть и влияние на все стороны света — «и на Запад, и на Восток». «Drang nach Osten» — этот девиз выдуман не вчера. Учитывая эту угрозу, Россия должна была подготовиться к этому.
Петр I осознавал эту необходимость, но действовал он не по спокойно обдуманному плану, а со страстностью и увлеченностью. Познакомившись с Европой, он буквально влюбился в неё и захотел во что бы то ни стало сделать и Россию «Европой». Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он сделал заключение о превосходстве этого дерева, забывая при этом, что у нас в то время был еще бесплодный дичок; поэтому-то он и захотел срубить его под самый корень, заменив другим.
Если Европа внушала Петру страстную любовь, то к России он относился двояко. Он и любил, и ненавидел её одновременно. Он любил её силу и мощь, любил как материал, фундамент для здания, которое он собирался возвести по образу и подобию европейскому; ненавидел же основные начала русской жизни.
Поэтому в деятельности Петра необходимо строго различать две стороны: его деятельность государственную — все его нововведения в военной, морской, административной, промышленной сферах, и вторую: насаждение всяких новшеств в быте, нравах, обычаях и понятиях, которые он стремился в корне изменить.
Государственные преобразования Петра I заслуживают вечной признательности и благословения потомков, увековечения в их благодарной памяти.
Деятельностью второго рода, по мнению Данилевского, он не только принес величайший вред будущности России, но даже совершенно бесполезно затруднил собственное дело, возбудил негодование своих подданных, смутил их совесть, усложнил свою задачу, сам себе устроил препятствия, на преодоление которых должен был употребить огромную долю своей необыкновенной энергии, которой был одарен, и которая могла бы быть употреблена с большей пользой. Зачем нужно было поголовно брить бороды, надевать немецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять курить табак, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство должны были принимать немецкие формы), искажать язык, вводить иностранный этикет, менять летоисчисление и т. д.? Неужели это могло укрепить народное сознание?
Как бы то ни было, русская жизнь была насильственно перевернута на иностранный лад. Сначала это удалось только относительно верхних слоев общества, но затем это искажение русской жизни постепенно стало распространяться и вширь и вглубь.
Все формы «европейничанья», по мнению Данилевского, могут быть поделены наследующие три разряда:
— искажение народного быта и замена его формами чужими не могли, проникнув в жизнь высших слоев общества, не проникать все глубже и глубже;
— заимствование различных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву;
— искажение на иностранный лад всех внешних форм быта: одежды, устройства домов, домашней утвари, образа жизни. Во многом чрезвычайно была затруднена возможность зарождения и развития своего народного искусства.
Автор книги спрашивает: что, если бы древнерусский быт сохранился у нас, мог бы художник написать образ или картину религиозного содержания, предназначенную для украшения храма с нарушением строгих православных требований, — с обнаженным женским телом, кокетливым видом и нарядом святых дев, людей и элегантным характером святых воинов, как, например, Георгия Победоносца, Александра Невского, архангела Михаила и т. д.?