На линии доктор Кулябкин

— Мы бросили шпаллеры по столам,
Мы дружбу ломали напополам!
Ветер — лавиной, и песня — лавиной…
Тебе половина, и мне — половина!
Мы здорово хлопнули по рукам.
Четыре тумана встают по бокам.

Неисчерпаемая бодрость прокофьевского стиха передалась детям, я понимала, что завладела классом окончательно.

Леонид Павлович поднялся. Прошла мимо Кликина, сжала мне локоть, буркнула:

— Молодец. Большое спасибо.

Проковылял, опираясь на палку, Константинов, неожиданно улыбнулся мне, сказал:

— А я и не думал, что вы  т а к о й  учитель! — и показал большой палец.

Остальные учителя стояли рядом, но не решались говорить раньше директора.

— Ну что ж, — Прохоренко обвел всех взглядом. — Думаю, что я выражу общее мнение, если скажу, что урок удался. Поздравляю. И все же, — прибавил он и поглядел на часы, — не могу понять, как вы, опытный педагог, могли задержать ребят после звонка.

Он повернулся, взял инспектора под руку, направился к дверям. Я шла сзади.

— Нет, — громко говорила помощница Шишкина. — Сумбурно. Путано. Где четкие выводы? Я совершенно не уверена, что ребята поняли все, о чем им толковали…

Прохоренко покачал головой:

— С этим я никак не могу согласиться.

Он повернулся и поглядел на меня:

— А вы, Мария Николаевна, идите на следующий урок, не расстраивайтесь. Я постараюсь доказать Вере Федоровне, что она не совсем права.

Ребята ушли на физкультуру, а у меня пустой урок. На улице уныло и мокро — несколько дней шли дожди. Прохожих мало. Отчего-то больше мужчины, спешат, воротники подняты, нахлобучены шапки. Листьев на деревьях нет, только кое-где между ветвями дрожат случайные желтяки.

Последнее время часто думаю о взрослом сиротстве. Сколько раз взрослый человек переживает это чувство! Чем старше, тем труднее с друзьями, и каждая измена, каждая потеря ощущается как внезапная пустота. Может, оттого, что отношения с Леонидом Павловичем и Люсей стали совсем холодными? Мудрый Андрей Андреевич, что скажете вы на это? Я мысленно обращаюсь к нему, но он молчит…

«Как быть, Андрей Андреевич?» — «Быть, Маша, самой собой».

Выписала из классного журнала оценки Завьялова. Хорошего мало. Пятерка по литературе, остальные тройки и двойки. Особенно математика. Понимаю, без помощи учителя не обойтись.

И опять — как? Как уговорить Павлу Васильевну Кликину, взбалмошную старуху, у которой все зависит от того, с какой ноги она встала… Правда, после открытого урока Кликина вроде бы потеплела ко мне, но кто знает, что будет через минуту?

По расписанию у нее тоже был пустой урок. Я спустилась на первый этаж, заглянула в столовую. Кликина сидела у окна, спиной к двери, тугой седой узел ее прически был уложен будто бы раз и навсегда. Она казалась почти квадратной. Черная широкая кофта спадала с ее плеч, такая же юбка, длинная, низко закрывавшая толстые больные ноги.

Я попросила у буфетчицы стакан чаю и пошла к Павле Васильевне.

— Можно?

Она подняла на меня смуглое, с глубокими морщинами лицо, кивнула.

— Стылый чай, — сказала она и повернулась к буфетчице: — Татьяна! Что, чай подогреть не могла? Холодным торгуешь.

Буфетчица вышла из-за прилавка и, постукивая сапожками, на которых болтались не по возрасту легкомысленные кисточки, сгребла оба стакана — мой и Кликиной, — а на их место со стуком поставила другие.

— Вечно недовольные…

— А ты была бы довольна?

— Да не капризничала бы.

Кликина отхлебнула.

— Другое дело. А то бурду продает. — И повернулась ко мне: — Кстати, голубчик, я про урок ничего вам тогда не сказала, а ведь неплохо вышло, честное слово, неплохо. И держитесь вы отлично, как говорят, без страха.

Она вздохнула и отклонилась на спинку стула.

— И все же послушайте старую стреляную воробьиху… Вы очень, по-моему, рисковали. — Она опередила мой вопрос — Да, рисковали, играли с огнем. Кто же, голубчик, начинает с Лукова, Завьялова или Щукина? Ну какую поэзию вы могли ждать от них? «Генерал» не дурак, не зря Прохоренко на него молится, но стихи!.. Понять не могу, откуда он про трактора-то знает.

Она помешала ложечкой, зазвонила по всей столовой.

— Впрочем, память у него хорошая, я много раз убеждалась. И слушать умеет, когда в настроении. Способности есть. Это не Завьялов.

— Мне хотелось, чтобы весь класс работал.

— Победителей не судят, но риск был. Да и позже вы чуть не просчитались. У меня даже сердце защемило, когда Завьялов стал головой крутить. Александр Сушкин! И где он его выкопал?

— Ему и копать не пришлось, это его стихи.

— Я их не слушала, но Сушкин… так он Сушкин и есть, с него взятки гладки.

— А стихи хорошие, — улыбнулась я. — Может, мы этого парня недостаточно знаем?

— Вы, вероятно, не знаете, а вот я — знаю.

— Но, Павла Васильевна, не бывает же так, чтобы один человек оказался и тупым, и мудрым?

Кликина иронически поглядела на меня и стала подниматься, опираясь руками о стол.