На линии доктор Кулябкин

— Кто — я? Его и бить-то противно. Дать бы разок, и достаточно.

— Били ты и Прохоров?

— Кто — мы?

— Вы.

— Не…

— Ну что ж…

Мальчик торопливо повернулся и чуть ли не бегом бросился к двери.

— Стой!

Он так и замер.

— Давай галстук.

— Кто?

— Ты!.. Ты!.. — крикнула она.

Зайцев сунул руку в карман.

«Права ли я? — тревожно думала Мила. И сразу же успокоилась: — Конечно, права. Ребята должны знать мое отношение к хулиганству…»

Мила подождала, когда встанут ребята. Сначала она не могла понять, что же изменилось в классе. Кажется, все было на месте.

— Начнем урок, — сказала она. — Прохоров.

— Я не выучил.

— Двойка. Зайцев?

— Не выучил.

— Двойка.

Она решила вызывать подряд, но передумала. Это бойкот. Кого же вызвать?

С первой парты на нее смотрела Лыткина, добрая, всегда улыбающаяся девочка.

— Лыткина.

Девочка поднялась и со страхом взглянула на учительницу.

— Иди отвечать.

Девочка беспомощно оглянулась на класс.

— Я не выучила.

— Двойка.

По рядам прошел шепоток. «Может, поговорить по-хорошему? — подумала она. — Или это подтвердит их победу?» В третьем ряду кто-то поднял руку. Глебов! Ей не хотелось его вызывать, но выхода не было.

Она кивала, совершенно его не слушая. Да и какая разница, о чем он рассказывает. Что-то изменилось в классе. Но что? Она снова посмотрела на Глебова. Вот в чем дело! Пионерский галстук был только на нем. Ну что ж… Пускай разбирается директор.

Она оборвала ответ на середине. Ставить отметку не хотелось, но мальчик не отходил от стола.

Мила заколебалась и поставила пять.

— Начнем новое, — сказала она. — Приготовьтесь.

Глебов громко хлопнул крышкой и выбросил на парту портфель. Раздался смех.

— Выйди из класса, — сказала Мила кому-то справа.

Нервы были так напряжены, что она боялась даже посмотреть, кто же проходит сзади.

— Ну?

Еще открылось несколько парт. «Я все же с ними справлюсь», — подумала она, не испытывая никакого удовлетворения.

— Пока все не достанут тетрадки, мы не начнем.

Еще кто-то неохотно закопошился в парте.

— Пока все не достанут… я буду ждать.

Она поглядела на часы. До конца урока оставалась целая вечность: больше двадцати минут.

В окнах не было света. Мила подумала с неожиданным облегчением, что Анатолия нет дома, достала ключ и отворила дверь.

— Пришла?

Она вздрогнула. Может, уйти? Сказать: оставила тетрадки или что-то еще…

Она постояла у печки, согреваясь с мороза, потом стала раздеваться. От себя не уйдешь. Какая разница?

— Тебя вызывал Шутов?

— Откуда ты знаешь?

— У нас в больнице Глебов-старший.

— А что с ним?

— Чирьи, — весело сказал Анатолий. — Его лечат, как умирающего. Сидоров — завидный стратег.

Он обнял ее и прикоснулся губами к щеке. Она отстранила его руки.

— Ледышка, — сказал он. — Северный полюс-20. Женщина, которая потеряла нежность. По-моему, отличное название для фильма.

Он засмеялся своей шутке, а потом спросил:

— А что, здорово отвалтузили парня?

— За дело.

— Неужели ты оправдываешь их?

— У ребят свои законы, — сказала она.

— У взрослых тоже свои законы, — Анатолий говорил добродушно, даже весело. — Ты-то должна действовать по законам взрослых.

— Я так и действовала.

— «Так и действовала», — он передразнил ее и опять засмеялся.

У нее вдруг возникло странное ощущение, что все эти годы не она преподавала в школе, а он, ее муж. Все проверялось одним: что скажет он? Как отнесется? Не покажется ли это смешным Анатолию?

Неужели у нее не осталось своего мнения и она ничего не может решить сама?

— Будешь обедать? — спросил он.

— Пожалуй.

Он поставил на газ кастрюлю и вернулся в комнату.

— Сейчас разогреется.

«Что я наделала? Что наделала?» — думала Мила. А вслух сказала:

— Собираюсь сходить к родителям этих ребят. — Сказала так, точно извинялась перед ним.

— Конечно, — согласился Анатолий. — Зачинщики должны попросить прощения.

— У меня?

— У Глебова. Ты-то должна быть выше их извинений.

Она не ответила. Может, он и прав. Она всегда поддается чувству. Действительно, какое имеет значение, как она относится к Прохорову и Зайцеву. Они провинились — и должны понести наказание.

Анатолий расстелил на столе скатерть, расставил тарелки и пошел на кухню.

— Все еще сомневаешься? — спросил он.

— Нет… — торопливо сказала Мила.

Он погрозил пальцем.

— Знаешь, что сказал краб своей подруге медузе?

— Что?

— «Я тебя насквозь вижу, дорогая».

Глава третья

Я лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в одну точку. Это было приятное ощущение отдыха, которое наступает после тяжелой работы, когда мышцы немного болят и кажется, все тело оттаивает.

За стеной разговаривала с Мишкой тетя Оня. Случилось так, что в первые дни по приезде я временно поселился у нее, да так и остался.

У тети Они мне хорошо. Она меньше всего считает себя хозяйкой, а меня — квартирантом. У нас что-то вроде родственных отношений: мать и двое сыновей. Если я ухожу из дому, она спрашивает: куда и на сколько? В обещанное время я тороплюсь домой, иначе она будет нервничать. Несколько раз я приходил позже и всегда видел тетю Оню в кухне. Она не спала. Вопросов не задавала, не спрашивала, где был, а с укоризной поглядывала на меня.