На линии доктор Кулябкин

Клюнуло! Теперь нужно идти как танк. Главное, прямые контакты — это наказ Веры.

— Он поступил, уезжает в колхоз. А я провалилась. Работаю рядом, в сапожном ателье. Приходи, если что-нибудь нужно.

Ее фарфоровое лицо становилось живее.

— Я тоже в прошлом году провалилась. — И вдруг улыбка. — А парень приятный, смотри, как бы в колхозе его не увели студентки.

— Сама волнуюсь.

Смеемся.

— Ладно, — говорит. — Побудь около кассы, я пошурую…

И исчезает в кладовке.

Юра прилип к окну, подает мне знаки: хватит, нас ждут. И тут девушка выносит розы. Крупные, алые бутоны, будто из воска. Я нерешительно прикасаюсь к ним — нет, живые.

— Держи! И знай наших! Хотела себе, но тебе нужнее. Такого букета не выдержит ни одна свекровь.

Выхожу. Юрка стоит пораженный — немая сцена. Успеваю еще раз махнуть продавщице, она провожает меня взглядом.

Потом мы ее забываем.

— Ну ты и молоток, Люба! — поражается Юра. — Не представляешь, в какой восторг придет мама!

— Леня! Леня! Погляди, какое у нас чудо! Любочка, где ты достала такие розы?! Спасибо! Я уже двадцать лет ничего подобного не получала. Помнишь, Леня, ты мне срезал такие на городской клумбе в Сочи? Нас еще оштрафовали…

Леонид Сергеевич — вальяжный, в стеганой куртке, бритоголовый, с короткой острой бородкой, похож на офицера в отставке. Он только небольшого роста, на полголовы меньше сына. Протягивает руку и крепко пожимает мою. Я вдруг вспоминаю, что Леонид Сергеевич был чемпионом республики по штанге, это давным-давно рассказывал ребятам Юрка.

Валентина Григорьевна приносит вазу, ставит цветы.

В столовой я у них впервые. Картины в тяжелых золоченых рамах по всем стенам. Старинные портреты. Лысый человек в военном мундире, похожий на Леонида Сергеевича. Дама с лорнетом в газовом декольтированном платье. А вот и доктор! У письменного стола высокий мужчина, рукой упирается в толстые книги, а рядом пепельница-череп и врачебная трубка…

— Родственнички, — небрежно бросает Юрка.

Валентина Григорьевна расставляет закуски. Леонид Сергеевич просит разрешения «налить по четыре капли по случаю исторической встречи», откидывает голову и заразительно клокочет.

— Предлагаю, — весело говорит Леонид Сергеевич, — за нашего студента!

Лицо Леонида Сергеевича краснеет, глаза поблескивают; он предается размышлениям.

— У меня немалый жизненный опыт, — говорит он, — поэтому послушайте, дети, старого Бояна, что он будет вам бяшити.

Мы едим мясо с грибами, Валентина Григорьевна подкладывает мне в тарелку.

— Рабочий класс, — говорит она, — нужно кормить калорийно.

— Ты, Люба, когда-то спорила с Валентиной Григорьевной о призвании, помнишь? Мне известны твои аргументы. Как говорится, логика не лишена задора — я тоже не против призвания и тут со своей женой не согласен. — Он делает паузу. — Но нельзя забывать, что у большинства людей вообще не было призвания в том смысле, в каком ты его понимаешь, а специалистами своего дела они стали. И специалистами блестящими. Зайди к Валентине Григорьевне в поликлинику. Образцовый порядок и дисциплина. Разве я предполагал, что из нее выйдет такой организатор? Ну кто из больных догадается, что их главный врач — бывшая эстрадная певица!

Он сощурился, довольный собой, подмигнул сыну и погладил себя по лысине, словно похвалил.

— Куда больше призвания я ценю умение ставить перед собой задачу, четко знать, чего ты хочешь в жизни и что ты можешь сделать… В школе вам говорили о служении другим — это прекрасно! Но я бы сказал и о служении самому себе. Жизнь подсказывает, что и то и другое нерасторжимо. Даже больше — если тебе, то и другим, иначе не представляю. Да и не верю в другое.

Он улыбнулся, заметив что-то в моем лице, я действительно смешалась от его речи.

— Только не считай меня, ради бога, карьеристом. И циником считать меня не стоит. Хотя цинизм, как любит говорить Валентина Григорьевна, не такое худое свойство, ибо он — обнаженная реальность. Тем циничный человек и интересен, что он высказывается так, как видит. Он  о т к р о в е н е н.

Леонид Сергеевич покатал рюмку в пальцах, подумал и плеснул из бутылки еще немного.

— Теперь последнее, чтобы не было недоумений… Отчего я хотел поговорить с тобой?.. — Он усмехнулся. — Ну, не потому, что мы считаем тебя невесткой. На этом, по крайней мере, этапе. Многое еще утечет, изменится, никто не знает, что будет у вас через месяц. Но мы так решили: раз вы дружите, то неплохо было бы нам расставить флажки и вехи, помочь вам кое в чем разобраться…

Юра заурчал что-то, но Леонид Сергеевич сделал вид, что его не слышит.