Последний стержень был уложен. Федя встал на него и осторожно выглянул из трубы. Края трубы находились на уровне его плеч, но ему показалось, что раскрывшаяся перед ним глубина тянет его и вот-вот он сорвется вниз с этой огромной высоты. Вспомнив наставления Кузьмы Никитича, он крепче взялся руками за края трубы и закрыл глаза.
Но как легко здесь дышалось после душного, пропитанного копотью воздуха внутри трубы! Федя даже не замечал резких порывов холодного ветра, обжигавшего лицо.
Два часа продолжался его подъем. Он даже не представлял себе, что будет так трудно перебираться с одного стержня на другой внутри трубы.
Движения были скованы жестким брезентовым костюмом, надеть который было необходимо, чтобы не исцарапать тело в шершавой, изъеденной дымовыми газами трубе. При каждом прикосновении со стенок трубы срывались тучи ядовитой копоти, заполнявшей глаза, нос, рот, заставляя надрывно и утомительно кашлять.
Когда до верха оставалось еще пять или шесть ступенек, Федя почувствовал, что силы оставили его. Он сел на стержень и замер, прислонившись спиной к трубе. Снизу глухо доносился голос Кузьмы Никитича, звавшего его, но у Феди не было сил даже отвечать.
Только когда обеспокоенный Кузьма Никитич крикнул ему: «Слезай!» — он ответил:
— Доберусь, — и спустил конец веревки за следующим стержнем.
И вот ответственное поручение выполнено. Он добрался до верха трубы.
Стоя наверху с закрытыми глазами, Федя ощущал, что всего его захватило какое-то новое, никогда еще не изведанное чувство.
Тут были и радость, что мучительно трудный подъем закончен и закончен успешно, и гордость, что он оправдал надежды всего коллектива, и благодарность всем этим таким дорогим для него людям.
И ему вспомнились слова Ольги на том памятном для него собрании: «Мы ручаемся за него!»
А как бы могла повернуться его судьба, если бы за него не поручились, если бы не поддержали его тогда, если бы не позаботилась о нем Таня Парамонова?
Резкий порыв ветра чуть не сорвал с Феди шапку. Он снова выглянул из трубы, увидел стоящих внизу людей, узнал среди них Андрея Николаевича, Лугового и Ольгу, замахал им рукой и крикнул:
— Готово!
Федя достал из кармана клубок тонкой бечевки и, крепко зажав в руке конец, бросил клубок вниз.
— Тяни, — послышалось снизу.
Подбирая бечевку, Федя вытянул конец прочной пеньковой веревки. Теперь предстояло выполнить вторую часть задания: поднять хомут с блоком и укрепить его на верхушке трубы.
Помня указания Кузьмы Никитича, Федя тянул медленно, не напрягаясь и сберегая силы. Через несколько минут массивный хомут — толстое стальное кольцо с укрепленным сбоку блоком — был поднят.
Проработав около часу, Федя установил и закрепил его врезанными в кольце болтами и снова крикнул:
— Готово!
— Бросай веревку, — ответили снизу.
Нужно было втащить наверх конец стального троса и пропустить его через блок. На этом заканчивался первый этап работы, в выполнении которого основная роль была отведена Феде.
Еще через полчаса измазанный, задыхающийся, не счастливый и сияющий Федя вылез из дымохода.
— Молодец! — сказал ему Перов, крепко пожимая его черную, покрытую ссадинами руку.
— Хорошо начинаешь свою комсомольскую жизнь, — сказал Луговой. — Теперь в душ и отдыхать.
— А как же? — взмолился Федя. — Кузьма Никитич обещал, что я буду до конца работать с ним.
— После, после, сынок, когда отдохнешь, — ласково сказал Кузьма Никитич, — не бойся, работы хватит. Работа только начинается. — Он потрепал его по плечу. — Разве можно от такого помощника отказываться!
— Андрей Николаевич! — окликнула Перова рассыльная. — Вас вызывает к себе начальник управления.
Андрей и Луговой переглянулись.
— Могут приказом отменить наше решение, — сказал Андрей, пристально глядя на Лугового.
— Могут, — подумав, ответил Луговой, — я позвоню Еремееву и попрошу его поддержки.
Еремеев приехал в управление раньше Перова.
— Получил я, Спиридон Матвеич, интересный протокол партийного собрания на кожевенном заводе, — сказал он Самоходову, — и решил заехать к тебе разобраться.
Самоходов, конечно, понял, что дело тут не в протоколе, но виду не подал.
— Я уже вызвал директора завода. Должен сейчас быть.
— Отлично. Разберитесь в этом деле. А я посижу и послушаю, — сказал Еремеев, усаживаясь на диван.
Вошел Перов.
— Андрей Николаевич! — сухо поздоровавшись, сказал Самоходов. — Почему вы чисто технический вопрос, который должно решить руководство управления, поставили на обсуждение партийного собрания?
— Партийной организации по уставу предоставлено право контроля, — ответил Перов, покосившись на Еремеева. Тот сидел неподвижно с папиросой в руке и сосредоточенно рассматривал висящую на стене диаграмму.
— В данном случае ей нечего было контролировать. Вы еще не получили указаний управления.
— Я считал, что обсуждение этого вопроса на партийном собрании поможет вам принять правильное решение, — ответил Перов. — Поэтому и попросил секретаря парторганизации довести до вашего сведения решение партсобрания.
Самоходов нахмурился.
— Такими действиями вы подрываете авторитет управления, — наконец сказал он.