На Лене-реке

Положив пакет обратно, Еремеев продолжал, улыбнувшись:

— Тут есть один пункт, который лично тебя касается. Помнишь, мы с тобой еще до войны мечтали о новом заводе?

Андрей насторожился.

— Так вот… Запланировано и строительство нового завода.

— Теперь, в разгар войны!

— Да, теперь! — с гордостью ответил Еремеев. — Сделай сам вывод, насколько могуча наша Родина, если в самый трудный период войны правительство находит время, возможность и силу решать такие мирные вопросы. Этот документ, — Еремеев протянул руку к блестящей никелированной дверце сейфа, — всем нам дает перспективу завтрашнего дня… Готовься к нему сам и готовь своих людей. Помни, что завтрашний день начинается в сегодняшнем.

Глава двадцать третья

1

— Письмо я, сынок, сегодня получила, — сказала Клавдия Васильевна, когда Андрей поздно вечером вернулся домой. — От Людмилы письмо.

Клавдия Васильевна ожидала вопросов сына, но Андрей молча снял плащ, повесил его и прошел в комнату.

Немного подождав, Клавдия Васильевна сама обратилась к сыну:

— Что ж не спросишь, о чем письмо?

Андрей ничего не ответил.

— Возьми прочитай.

— Зачем же, — возразил Андрей, — письмо не мне. Если бы хотела, чтобы я прочитал, мне бы и написала.

— Так вот, сынок, я хочу, чтобы ты прочитал, — уже настойчиво сказала Клавдия Васильевна и подала сыну письмо.

Он взял. Конверт был какой-то особенный, ярко-желтого цвета, тонкий и очень плотный. Бумага — узкие листы почтового формата, плотные, похрустывающие.

Людмила обстоятельно описывала свое путешествие на самолете, остановки в промежуточных аэропортах, сообщала почти полностью программы данных ими концертов и особенно много писала о море и Северном порте.

«Здесь мы застали несколько американских судов, — писала она. — Американцы очень обрадовались приезду артистов. Вчера мы были с концертом на одном корабле. Ах, как там все интересно!

Я была безумно рада, встретившись с настоящими живыми американцами…»

«Потрясающее счастье», — усмехнулся про себя Андрей.

«Это такие веселые, общительные люди, — писала Людмила. — Они очень интересуются нашей страной, всем, что у нас происходит, расспрашивают обо всем, вплоть до мелочей. Я так рада, что изучала в школе именно английский язык. Когда они узнали, что я говорю по-английски, то окружили меня исключительным вниманием.

Узнав, что я жена директора завода, они очень заинтересовались этим и просили меня рассказать про завод. Я, признаться, смутилась: что можно рассказать интересного про такой завод? Но оказалось, что у одного из офицеров брат инженер на крупном кожевенном заводе где-то около Чикаго. Этот офицер задавал мне такие детальные вопросы, что я, к моему стыду, не смогла на многие ответить. Заметив мое смущение, он рассмеялся, и, переменив тему, мы заговорили о музыке.

После концерта в офицерском салоне в честь нашего посещения устроили настоящий банкет. Было страшно весело. А какие у них изумительные вещи! Все до мелочей! Эта бумага, на которой я пишу письмо, и конверт — американские, мне презентовал старший помощник капитана».

Андрей опустил письмо и задумался.

— Неприятное письмо, мама, — сказал он, — очарована Людмила Петровна американцами. Как увидела, так и растаяла… Так бывает. Кто своего не любит и не ценит, тот поневоле чужим восхищен.

— И мне это не по сердцу, — сказала Клавдия Васильевна.

К конце письма Людмила сообщала, что гастроли затягиваются на неопределенный срок в связи с поездкой бригады по портам побережья.