На краю света

— Григорий Афанасич, — сказал Наумыч, — ты понимаешь сам, что события всех этих дней не могут остаться тайной и что по возвращении на Большую Землю нам всем придется держать за это дело ответ.

— Ну, что ж, и ответим, — запальчиво сказал Шорохов.

— Да, ответим. А сейчас я считаю нужным записать целый ряд фактов и восстановить все обстоятельства этого злосчастного полета. Мы будем вести протокол, который ты потом прочтешь и подпишешь. Если у тебя будут какие-нибудь дополнительные сообщения или возражения, или особые мнения, то ты сможешь потом в протоколе все это записать. Не возражаешь против такого порядка?

Шорохов пожал плечами.

— Нет, не возражаю…

— Отлично. Значит, начнем.

Я пододвинул к себе чернильницу, расчистил на столе место и быстро, как только мог, принялся записывать.

Руденко. Считаете ли вы себя в состоянии отвечать на вопросы, которые вам будут предложены?

Шорохов. Да, я отдохнул и свободно могу разговаривать.

Руденко. Когда вы приняли решение подниматься на три тысячи метров — еще на земле, до начала полета, или уже в воздухе?

Шорохов. Я решил, что полечу до потолка, еще на земле.

Руденко. На земле?

Шорохов. Да.

Руденко. Сообщили ли вы об этом решении начальнику базы?

Шорохов. Нет, не сообщил. Я не считал нужным это делать.

Руденко. Почему вы предприняли полет на три тысячи метров, не имея на борту самолета ни запасов продовольствия ни карты и будучи очень легко одеты для высотного полета в арктических условиях?

Шорохов. Я считал все это излишним. Это был обычный полет над аэродромом. В такие полеты можно и не брать с собой запасов продовольствия. А о карте я скажу потом.

Руденко. Еще один предварительный вопрос. Ознакомили ли вы начальника зимовки и врача с заключением психотехнической и медицинской комиссии, записанным в вашем лётном свидетельстве?

Шорохов. Нет, не знакомил. Это излишнее дело.

Руденко. Теперь расскажите, пожалуйста, все обстоятельства вашего полета 17 февраля вплоть до возвращения на зимовку 21 февраля.

Шорохов. Пожалуйста. Когда я поднялся метров до восьмисот, до тысячи, самолет стал попадать в облака. Но, выходя из облаков, я каждый раз отчетливо видел внизу и остров, и бухту, и зимовку и нисколько не беспокоился насчет посадки. Залетев почти до потолка, я вдруг заметил, что все подо мной скрыто не то облаками, не то туманом, — земли совершенно не видно. Я начал снижаться. На высоте примерно полутора тысяч метров самолет попал в снежную бурю, из которой сразу же мне удалось вырваться, спускаясь все ниже и ниже. Тут я увидел, что на земле туман и бухту мне не найти. Над туманом возвышался только купол какого-то ледника, все же остальное вокруг было словно затоплено туманом. Я решил сесть на этот купол. Но при посадке левая лыжа самолета наскочила на заструг, — самолет перекосило, правая плоскость ударилась о снег, и самолет пошел на свечу. Порывом ветра машину опрокинуло на капот.

Соболев. Откуда дул ветер, не можете сказать?

Шорохов. Идя на посадку, я ошибся в направлении ветра и садился не в лоб против ветра, а под углом к нему.

Руденко. Поэтому самолет и опрокинулся?

Шорохов. Самолет опрокинулся потому, что левая лыжа наскочила на заструг. Ветер тоже сыграл тут свою роль. Если бы я садился правильно против ветра, — может быть, капота и не было бы. Прежде чем машина опрокинулась, я успел остановить мотор и выскочить из кабины. Дул очень сильный ветер. Первым делом я вынул карту и попытался ориентироваться.

Руденко. Разве у вас была с собой карта архипелага?

Шорохов. Была.

Руденко. А какая же карта находится в самолетном ящике, в ангаре?

Шорохов. Это какая-нибудь другая карта. Надо спросить борт-механика.

Руденко. Ваш борт-механик уже заявил, что это и есть ваша лётная карта и что вы, таким образом, летали без карты. Вы принесли с собой карту, о которой говорите?

Шорохов. Нет. Когда я развернул ее, чтобы попробовать ориентироваться, порыв ветра вырвал ее у меня из рук и унес. Я не побежал за ней, боясь заплутаться на леднике в тумане.

Руденко. Значит, вы спокойно дали ветру унести свою карту, сознавая, что тем самым падают ваши шансы на спасение? Ведь вы даже еще не успели определить, где именно вы находитесь.