На краю света

— Тише ты, — с натугой простонал он. — Ты же мне диафрагму раздавишь.

— Вот это друг! Вот это полярник! — орал и Боря Линев, гулко хлопая бедного Ромашникова по спине.

А Стучинский протиснулся к Ромашникову и прерывающимся голосом проговорил:

— Дайте вашу благородную руку…

Тогда Желтобрюх вдруг топнул ногой, бросил на снег шапку и закричал диким голосом:

— Эх, была не была — остаюсь! Не могу от таких ребят уезжать! Пускай Шорохов вместо меня едет! Остаюсь!

Снова все закричали, бросились к Желтобрюху, принялись тискать его и тормошить.

— Не зря мы его брили, ребята! — завопил Боря Линев. — Каюры всегда вместе! В огонь и в воду!

— Конечно, и я могу вместо Сморжа остаться, — быстро проговорил Гриша Быстров. — Ученье от меня никуда не уйдет, только чур без подвоха: если аэросани не будем делать — ни за что не останусь!

— Будем! Будем! — захохотал Наумыч. — И аэросани и глиссер!

У бани поднялся крик, хохот, гам. Все обступили Ромашникова, Желтобрюха, Гришу Быстрова, точно те совершили какой-то геройский поступок.

— Ай да Ромаша! Молодец Желтик! Ну, удружил Гришка!

Потом, когда все немного успокоились и снова расселись по местам, Леня Соболев набил трубку и, с трудом отдышавшись после крика и возни, сказал:

— Оно, собственно говоря, и правильно, ребята. Ну, чего тут за один год можно сделать? Только успеешь привыкнуть, присмотреться, глядишь — уезжать нужно.

— Верно, — подхватил Вася Гуткин, — правильно говоришь! Что же мы приехали сюда — сосунками, мальчишками! Теперь только во вкус-то и вошли. Вот на будущее лето мы уж покажем, как надо Арктику осваивать.

— Базы везде за ночь устроим! — закричал Желтобрюх. — На трех упряжках по всему острову разъезжать будем.

— Если бы за ночь немножко подучить народ, — робко сказал Ромашников, — можно было бы временные метеорологические пункты поставить на ледниках или, например, на Скот-Кельти, на Альджере. Это очень интересные наблюдения. А жить в палатках многие уже научились, так что устроить это было бы не трудно.

Наумыч посмеиваясь долго молча слушал наши разговоры, потом снова вытащил из кармана радиограмму и, как бы от нечего делать, принялся ее перечитывать.

— Прочтите хоть, что там написано-то, — сказал я. — Уж раз остаемся, то хоть бы узнать почему и как.

— Прочесть разве, правда? — сказал Наумыч. — Ну, слушайте. — Он откашлялся и медленно, равнодушным голосом стал читать: «Земля Франца-Иосифа Руденко. К вам выходит из Архангельска промысловый бот «Ленсовет», на борту которого находится пилот Волосов и борт-механик Твердынский. Приготовьте сдать им все лётное имущество — самолеты, горючее, снаряжение. Шорохов отстранен от работы. Середине августа вас сменит новая зимовка на ледоколе «Таймыр». Привет всем товарищам».Наумыч аккуратно сложил телеграмму и спрятал в карман. Все сидели молча, вытаращив глаза и ничего не понимая.

Наумыч посмотрел на наши глупые морды и принялся хохотать. Он весь сотрясался от хохота, хлопал себя по коленкам, сгибался в три погибели, на глазах у него блестели слезы.

— Ой, умру! — стонал он. — Нет, невозможно! Ну разыграл! Ну купил!

Снова на крыльце поднялся настоящий содом.

— Змея подколодная! — орал Боря Линев, тиская и пихая Наумыча в бока. — Бить его смертным боем!

А Наумыч хохотал пуще прежнего, он просто повалился на крыльцо, и мы с хохотом и криками долго молотили кулаками по огромной, гудящей, как бочка, его спине.

— Сдаюсь! — взмолился он наконец. — Сдаюсь. Вы мне все почки отобьете.

Он сел, несколько раз глубоко вздохнул, вытер платком лицо, помотал головой.

— Хорошие вы все ребята, — сказал он отдуваясь. — Я вас испытать хотел. Думаю — научились чему-нибудь, сдружились мои хлопцы или нет? Теперь вижу — год даром не пропал. Ничего, хлопцы, не горюйте. Отдохнем годик на Большой Земле, а потом всем кошем куда-нибудь на Северную Землю закатимся годика на три. Мы уж теперь ученые, бывалые люди. Уж знаем, как надо жить на зимовке. Так поедем на Северную Землю, или нет?

— Поедем! — заорали мы. — Всем скопом! На три года!

У старого дома звонко ударил колокол.

— Ну, а теперь ужинать, — посмеиваясь сказал Наумыч. — К ужину Арсентьич квас какой-то особый соорудил.

Все шумно, толпой поднялись с крыльца.

— Ну, а я-то кем же на Северную Землю поеду? — спросил Ромашников. — Служителем, или все-таки метеорологом?

— Старшим метеорологом, — серьезно ответил Наумыч. — Только чтобы за год в Ленинграде непременно научился: стрелять, бегать на лыжах, плавать, грести, стирать, шить, топить баню, колоть дрова, ходить под парусами. А так не возьму.

— Ну, что ж, — грустно сказал Ромашников, — придется, видно, учиться на старости лет. На нашей улице как раз и тир есть. Недалеко ходить будет.

Глава двенадцатая