На край света

– Ты думаешь, это наши кочи? Настоящие?

– Дурень, да нешто кочи по воздуху летают?

– Высота-то какая!

Под кочами, словно тени в воде, обрисовались их опрокинутые изображения.

Парус «Лисицы» заполоскался. В тот же миг все заметили, что призрак «Медведя» сдавился в лепешку, затем растянулся чуть не вчетверо. Мачта прыгнула вверх, поплясала в воздухе, снова спустилась на место.

«Рыбий зуб» разорвался пополам. Нос его поднялся вверх, корма опустилась к самой воде[82]. Левый, похожий на «Бобра», коч прыгнул, словно лягушка, вперед, затем отскочил назад. «Боже мой! Что же это! – думал Борис Николаев. – Что значит эта чертовщина? Живы ли наши товарищи? Не души ли погибших пугают нас?»

Чудовищная пляска теней в облаках продолжалась. Мореходцы «Лисицы» молча наблюдали таинственное явление. Резкий порыв ветра рванул парус. Коч качнулся. Призрачные кочи стали растягиваться, извиваясь змеями, стали сливаться с зеленоватым; фоном.

– Пропали! – воскликнул, протирая глаза, Осколков.

– Дьявол над нами потешался.

– Пойдем в ту сторону, где было видение, – решил Николаев. – Может быть, и встретим кочи.

В самом деле, скоро, теперь уж не в облаках, а на море показался «Рыбий зуб». Показались и «Медведь» с «Бобром». Это были уже не призрачные, а настоящие кочи. Все четыре судна сблизились.

– Ты ли это, Семен Иваныч? – не помня себя от радости, прокричал Николаев.

– Вы ли это, робятушки? – не менее взволнованно отозвался Дежнев.

– Ты же нам призраком в облаках показался!

– Марево это, робятки, шутки шутит. Бывает это в море. Бояться нечего.

– Несчастье с «Соболем». Глядите! – Попов поднял над бортом выловленный в море обломок. – Погибли товарищи…

– Нет и «Сохатого»…

– Вижу, разбился «Соболь», – сокрушенно произнес Дежнев. – Но погибли али нет товарищи, не ведомо. Пойдем их искать. Держаться всем вместе. Пойдем на полдень, к берегу.

Несколько дней Дежнев медленно двигался к западу, упорно и безрезультатно осматривая берега. Он пытался найти хоть кого-нибудь из ватаг «Соболя» и «Сохатого». Иногда, высаживаясь на берег, мореходцы находили следы недавних стоянок чукчей. Но ни одной яранги на берегу не было.

Однажды утром рулевой Михайла Захаров прокричал:

– Нос Эрри виден!

Дежнев долго всматривался в черный массив знакомого носа. Затем он повернулся в сторону берега. Там, в извилистой трещине, блестела речка.

– Федя! – крикнул Дежнев Попову. – Проведай-ко ты с Ерофеем ту речку. Далеко от моря не уходите. Я же тем временем пройду с Борисом версты на две, на три подальше.

– Слышу, – ответил Попов. – К самому носу, думается, идти нет надобности. Мезенец с Пустоозерцем не дальше сих мест потерялись.

«Рыбий зуб» с «Лисицей» ушли к западу. «Медведь» и «Бобер» бросили якоря возле устья речки.

Ясень[83]. Кучевые облака таяли, освещаемые солнцем. Лишь у самого горизонта виднелись остатки синевиц[84]. Лазоревые волны, догоняя друг друга, бежали к берегу. Птичьи голоса оживляли день, казавшийся спокойным и радостным. Наблюдая за спуском карбаса, Попов провожал глазами стаи быстрых люриков, проносившихся с возбужденным стрекотанием. Радостно улыбаясь, Кивиль оглядывалась на кайр, пронзительно кричавших и неуклюже махавших короткими крыльями. Забавляли ее и юркие чайки-моевки, кружившиеся вокруг кочей. Кивиль кидала им кусочки сушеной рыбы. Чайки стремительно бросались за подачкой и, крича, дрались из-за кусков.

Попов готовился спуститься в карбас, когда Кивиль взяла его за руку и сказала:

– Возьми меня, Федя.

Минутой позже они уже отвалили от коча, сопровождаемые Дмитрием Вятчаниным и Удимой. Попов правил кормовым веслом. Болтая рукой в воде, Кивиль следила за лебедями, летевшими под облаком.

Карбас пристал к берегу. Подошел и карбас кормщика «Бобра», Ерофея Агафонова. Мореходцы высаживались в куяках и шлемах, вооруженные пищалями и саблями.

Агафонов, плотный и мускулистый, неторопливо вышел на берег. Ему было лет тридцать пять. Черная, подстриженная усеченным конусом борода придавала его лицу что-то татарское. Отец Ерофея, стрелецкий десятник Степан Агафонов, служил в Москве. Он неохотно отпустил сына в далекую Сибирь. Но жажда приключений помогла Ерофею победить отца.

– Красавица хочет поохотиться, – снисходительно улыбаясь, проговорил Агафонов, указывая глазами на лук Кивили.

Попов слегка улыбнулся.

– Ну, что же, Ерофей, поднимемся, пожалуй, повыше да глянем оттуда на берег.

Двое спутников Агафонова остались сторожить карбасы. Мореходцы стали пробираться по кочкам болотистого берега к глинистому косогору. Они забрались по нему на равнину, расположенную на две-три сажени выше уровня океана.

Поднявшись, Кивиль вскричала от радости: чудный коричнево-зеленый ковер из мха и трав расстилался у ее ног. Он был украшен разноцветными цветочными узорами. Голубели пятна незабудок, синели колокольчики; белели цветы морошки; местами красовались скопления желто-белых маков.