На край света

– Трави, на парусе! – крикнул вдруг рулевой «Рыбьего зуба» Захаров, круто поворачивая руль.

Фомка заторопился, вытравливая снасть. Отданный парус захлопал. Коч накренился, поворачиваясь, и едва избежал столкновения со льдиной.

– Роняй парус на плотик! – приказал Дежнев. – Пойдем на гребках. Эй! На «Медведе»! Передать дальше: не отставать!

Все крупнее встречались льдины – обломки старого торосистого ледяного поля. Там вертикальные, здесь наклонные, торосы качались вокруг кочей, подобные зубам исполинского чудовища. Океан оскалил свои двухсаженные зубы, угрожая людям. Сталкиваясь между собой, они лязгали и скрежетали, угрожая дерзким мореходцам. Но люди, лавируя, отталкиваясь от торосов шестами, заставляли кочи проскальзывать меж льдинами.

– Берег в полверсте, – сообщил Афанасий Андреев, – но ближе не подойти.

Он вопросительно глянул на Дежнева.

– Будем идти на восток, – ответил Дежнев.

Андреев недоуменно смотрел на него.

– Глянь-ко вперед. На востоке небо темнее. Видишь? – пояснил Дежнев, указывая в направлении хода коча. – То знак – там вода.

– Дай бог…

– Уж дядя Семен знает… – убежденно проговорил Иван Зырянин.

Простодушное лицо Зырянина не выражало никаких сомнений. Он греб так же спокойно и старательно, как будто был на рыбалке на Унже-реке. Между тем проходы меж льдинами становились теснее. Мореходцы пробирались, отталкиваясь от льдин шестами и веслами.

– Мешает эта льдина, – процедил сквозь зубы Захаров, – не вижу впереди…

– А мы ее обойдем. Навались, мил человек, навались, – приговаривал Фомка, упираясь в багор всем телом.

Наконец «Рыбий зуб» обогнул льдину, превышавшую площадью все четыре коча вместе взятые. Большое, подобное озеру, разводье открылось перед глазами людей. Столпившиеся со всех сторон льды казались его заснеженными берегами. Искажаясь, их отражения качались в зеленой воде.

– Впереди пройма! – радостно закричал Захаров.

И точно: впереди, меж двумя огромными льдинами, образовавшими подобие ворот, виднелся узкий, слегка извилистый проход. Справа от него, на полверсты до самого берега, простиралось беспорядочное нагромождение рубца – мелкого битого льда. Слева неподвижно высились двух-трехсаженные льдины, удерживавшие напор льдов, подошедших с моря.

– Что за чудо? – спросил Бессон Астафьев, недоуменно оглядываясь на Дежнева. – Отчего льды не затрут проймы?

– Это стамухи, – ответил Дежнев.

– Стамухи?

– Видишь большие льдины, что стоят слева? Стамухами они зовутся. Они держат лед.

– Но почему они не… плывут? – смущенно улыбаясь, спросил Астафьев.

– Они на мели.

– То счастье наше!

– Ура! – закричал Сидорка.

– Погоди орать, – остановил его кочевой мастер, – посмотрим, не мелко ли там. Пройдут ли кочи?

«Медведь» также выбрался из-за тороса.

– Федя! В пройму! – крикнул Дежнев.

Оба передних коча уже входили в образованные стамухами ледяные ворота, когда из-за тороса показалась наконец «Лисица».

Борис Николаев, Осколков и другие мореходцы, с шестами в руках, в одних рубахах (кафтаны они сбросили), потные, стояли у бортов. Они запыхались, отталкиваясь от льдин и продираясь меж ними.

– Ерофей! – крикнул Николаев. – Идешь ли? Здесь пройма!

– Про-ле-за-ем! – донеслось из-за торосов.

Николаев глянул влево. Там за стамухами стоял треск, слышались громоподобные выстрелы. Там лед напирал на стамухи, льдины лезли под льдины, лопались, крошились, громоздились одна на другую.

Там Николаев увидел нечто, чего Дежнев и Попов не могли видеть из проймы, в которую они вошли. Он увидел, что лед, не имея возможности сбить крепко сидевшие на грунте стамухи, стал прорываться влево, к западу. Он двинулся к разводью, где находилась «Лисица».

– Ерофей! – снова крикнул Николаев. – Торопись! Торопись!

– А ну, раз! Еще раз! – слышались выкрики работавших людей.

– Я жду тебя, Ерофей!

– Не жди! До-го-ню! – донесся голос невидимого за торосом Агафонова.

Котляна[88] «Лисицы» сидела с занесенными веслами. Все глаза были устремлены на Николаева.

Борис Николаев, словно завороженный, не отрывал глаз от потока льдин, выливавшегося из-за стамух. Приказа «вперед», готового сорваться с его губ, не раздавалось.

– Борис! – предостерегающе произнес Осколков.

– Да ну же, кормщик! – воскликнул кто-то из ватаги.

Николаев безмолвствовал.

Наконец нос «Бобра» высунулся из-за тороса.

– Бросай конец! – крикнул Николаев.

С «Бобра» бросили веревку.

– Вперед!

Треск ломавшегося дерева, крики обеих ватаг – и «Бобер» весь высвободился из ледяной пасти. Но как высвободился! Николаев сразу увидел, что дела «Бобра» плохи. Он так низко сидел в воде, что едва двигался.

Обе ватаги гребли что было сил, – и почти ни с места.

Тем временем «Рысь», целехонькая, выскользнула из-за торосов. Анкудиновцы, суетясь, схватились за весла. Двадцать восемь гребцов рванули веслами, и «Рысь», обгоняя «Бобра», а затем и «Лисицу», понеслась к пройме.

Лавина льда приближалась.

– Ерофей! «Бобра» не увести! – крикнул Николаев. – Бросай его!

– Подтянись! – крикнул Агафонов.

Его охотники бросились на нос и, натягивая конец, подтянулись к «Лисице».

– Все на «Лисицу!» – пробасил Агафонов.