Ф е к л е н к о. Пожалуйста!
П л а т о н о в. Вот что, товарищ Фекленко. Сейчас же отправляйтесь к комсомольцам и извинитесь. А ваше заявление в милицию с вашего разрешения я оставлю у себя.
Ф е к л е н к о. Да, но я вам не писал.
П л а т о н о в. Это значения не имеет. Я только познакомлю с вашим рапортом членов парткома.
Ф е к л е н к о. Да, но это же будет не честно?
П л а т о н о в. А честно гонять людей, кормить «завтра»?
Ф е к л е н к о. Тихон Ильич, я тоже, можно сказать, мобилизованный.
П л а т о н о в. Знаю, знаю ваши «великие» заслуги.
Ф е к л е н к о. Я прошу вернуть мое заявление.
П л а т о н о в. Если оно вам так необходимо, я могу возвратить.
Ф е к л е н к о. Ну да, Фекленко во всем виноват. Если бы вы видели, как они бушевали, вы бы не то сделали. Только не такие уж они беленькие.
П л а т о н о в. Я никого не обеляю. С ними у меня особый разговор. И на этом давайте поставим точку!
Ф е к л е н к о
П л а т о н о в. Знаете, где их палаточный городок?
Ф е к л е н к о
В а р в а р а С е р г е е в н а. Проходите, проходите, Алексей Васильевич.
А г а ф о н о в. Ну что? Не узнаешь, комиссар?
П л а т о н о в. Как вам сказать, что-то есть знакомое…
А г а ф о н о в. Комиссар, дорогой мой человек, хватит дурить.
П л а т о н о в. Вот теперь узнаю.
А г а ф о н о в. Ну, здравствуй!
П л а т о н о в. Здравствуйте, Алексей Васильевич!
А г а ф о н о в. Значит, снова на капитанском мостике?
П л а т о н о в. Нет, на строительной площадке, Алексей Васильевич.
А г а ф о н о в. Да! Не ожидал я, что на Волге комиссара встречу, не ожидал!
П л а т о н о в. Сказать откровенно, Алексей Васильевич, я тоже не ожидал.
А г а ф о н о в. Зачем же так официально? А то ведь я тоже могу. Да и ни к чему нам дипломатию разводить. В войну-то ты проще был, яснее.
П л а т о н о в. Положение обязывает.
А г а ф о н о в. Да какое там, к черту, положение? Как был солдатом, так солдатом и остался. Ты лучше скажи: сколько лет-то прошло?..
П л а т о н о в. Много, Алексей. Можно подсчитать. Мы расстались в сорок третьем.
А г а ф о н о в. Да, порядком нагрохало! А ты, друг мой, нисколько не меняешься. Ты что? Законсервировался?
П л а т о н о в. Никак нет. На пенсию собираюсь.
А г а ф о н о в. Так тебя и отпустили! Землянку на кладбище подо Ржевом, надеюсь, не забыл? А нашу песню, что пели перед боем?
П л а т о н о в. Иногда вспоминаю.
А г а ф о н о в
П л а т о н о в. Пели, а сами верили, что и весна для нас придет, и Дон для нас разольется!
А г а ф о н о в. Точно, комиссар! Значит, снова на передовой?
П л а т о н о в. Такова участь солдата. После войны вот уже третью стройку веду.
А г а ф о н о в. Хорошая участь! На свою судьбу ты не можешь пожаловаться. Тебе, комиссар, можно только завидовать. А я еду сюда, мне товарищи из министерства говорят, что к Платонову едем, что здесь, на стройке, стоящий секретарь парткома. А оказывается, этот стоящий и есть мой комиссар!
П л а т о н о в. Я тоже слышал. Признаться откровенно, не придал значения, пока в «Правде» не прочитал «Будущее нашей химии» А. В. Агафонова.
А г а ф о н о в. Ну, и как тебе тут работается?
П л а т о н о в. Да ничего, строим!
А г а ф о н о в. Видел я сегодня вашу стройку. Молодцы! У тебя, друг мой, тут целая академия! Мы скоро сюда будем посылать наших ученых мужей. Пусть набираются мудрости!
П л а т о н о в. Да, но вначале, видимо, надо пустить комбинат в эксплуатацию, Алексей Васильевич? Так что рано нас хвалить.
А г а ф о н о в. Ничего, я малость подожду. Вот побудем у вас деньков пяток, посмотрим, очень возможно, что кое за что и пожурим.
П л а т о н о в. Не без этого! Есть за что нас ругать. Формализм, Алексей Васильевич, заедает! И строительство некоторых объектов нередко в копеечку обходится государству. На мускульной силе часто выезжаем.
А г а ф о н о в. Значит, сражаешься?
П л а т о н о в. Ничего не поделаешь, приходится!
А г а ф о н о в. Все сражаются. Так что удивляться не приходится.