- Это у нас так говорят. Когда стали очень уж приставать с приоритетом русских и советских ученых...
- Понимаю.
На дорожке появился Постников с бумажным листом. Скворцов и Лида встали.
- Ну как?
- Та же петрушка, - просипел Постников. - Ясно, в конструкции ошибка.
- Это рикошеты, - сказала Лида.
Постников глядел сквозь нее.
- Сколько лишних?
- Девять процентов во втором поясе.
Лида вся вспыхнула, глаза и все.
- Слышали, Павел Сергеевич? Так и по расчету получается: от восьми до десяти процентов! Значит, я права!
"Как идет счастье человеку, - думал Скворцов. - Как она сейчас хороша". Для Постникова она по-прежнему не существовала.
- А и в самом деле похоже на рикошеты, - сказал Скворцов.
Постников был непробиваем.
- Валы откапывали согласно инструкции.
- Это сабанеевская инструкция, - светясь, возразила Лида. - Так она же для наших мест, для тяжелого, влажного грунта, а здесь у вас грунт мягкий, пылевой, совсем другая консистенция! Объясните ему, Павел Сергеевич, он меня не слушает.
- Слушай конструктора, капитан.
Постников неохотно оборотился. Лида горячо стала объяснять ему схему рикошета, тыча карандашом в блокнот. Скворцов не слушал, что она говорит, он просто следил, как менялось у Постникова выражение лица, переходя от презрительного к почтительному.
- Сечешь, капитан? - спросил Скворцов.
- Секу.
- А валы придется перекопать, - заключила Лида. - Сделаете новые, по такому вот профилю. - Она вырвала листок из блокнота.
- Есть перекопать, товарищ конструктор.
Скворцов и Лида уходили к своей машине, а Постников смотрел им вслед. Они уезжали, а он оставался. Потом они улетят в Москву, всякие там свои диссертации писать, а он опять останется. В степи, в жаре, в мошке. Жара не жара - вкалывай. И всегда так. Приедут, поглядят, покритикуют - и снова к себе, на север. Дождь у них идет. Мостовые блестят, девушки в разноцветных плащах, как розы. Москвичи, сукины дети. Впрочем, она ничего баба. Раздражал его, собственно. Скворцов - болтун, пустопляс. Смеется, зуб стальной. И чего она в нем нашла?
Машина была горячая, как сковорода.
- Игорь, домой.
Тюменцев включил двигатель. Газик затрясся.
- Между прочим, Игорь, - заметил Скворцов, - вот что мне в голову пришло, пока я там сидел: почему ты не взял высокое напряжение прямо с трамблера на корпус?
- Такой вариант я рассматривал, он для меня не годится. Этот вариант работает только при включенном моторе. Я тогда на случай не должен мотор выключать. А за пережог горючего тоже не похвалят.
- Эх, - вздохнул Скворцов, - если бы меня так девушки любили, я бы их пугать не стал. Идите ко мне, милые, сказал бы я на твоем месте.
Тюменцев нажал стартер. "ГАЗ-69" забормотал и тронулся в путь. Дорога уходила в степь. Скворцов сказал наконец вслух то, что думал про себя целый день:
- Степь чем далее, тем становилась прекраснее.
17
Еще один день прошел, жаркий и необычайно тяжелый. К вечеру легче не стало. В небе, затянутом плотной дымкой, медленно опускалось тусклое красное солнце с резко обведенным круглым контуром. Воздух не шевелился, скованный неопределенным ожиданием.
В каменной гостинице, раздевшись до трусов, лежали на кроватях Чехардин, Скворцов и Манин. Вернувшись с поля, они не пошли даже купаться, а сразу же полегли. В номере было сверхъестественно душно. Накалившиеся за день стены немилосердно излучали жар. Чехардин и Скворцов курили, дым неподвижно висел над каждой кроватью, не смешиваясь с окружающим воздухом. Мании был некурящий и обычно любил постращать своих сожителей раком, и не каким-нибудь, а нижней губы. Но сегодня он так истомился, что даже о раке забыл.
- Хочу холодного пива, - сказал Чехардин, - чтобы в большой тяжелой кружке, чтобы вся запотела и капельки на боках... Вульгарная московская кружка пива.
- Разговор о пиве в настоящих условиях приравнивается к идеологической диверсии, - отвечал Скворцов.
- Айв самом деле, - невинно сказал Манин, - почему это здешняя торговая сеть не продает прохладительных напитков?
- Эх, Ваня-Маня, святая простота.
- А я и правда не вижу причин.
- Их более чем достаточно, - сказал Чехардин. - Организовать продажу прохладительных напитков в здешних условиях - дело нелегкое. Нужна тара, бочки, емкости, лед, пятое-десятое, вода, наконец. А чего ради они будут стараться? Какие рычаги приведут в действие всю эту махину?
- Забота о живом человеке, - ответил Манин и сам застеснялся.
- Вот-вот, - усмехнулся Чехардин. - Очень типично. На словах марксист, а чуть до дела дойдет - типичный идеалист. Сознание первично, материя вторична, так, что ли?
- Я этого не говорил.