На испытаниях

В кабинете генерала Гиндина горела лампа с зеленым абажуром, резко выделившая на столе освещенный круг. Углы комнаты тонули в подводной тени. Со стены пристально глядел большой Сталин с тяжелыми усами, в тяжелой раме, критически поджав полумесяцами нижние веки. Генерал в расстегнутом кителе на голое тело сидел за столом и работал. Тикали часы, вентилятор шевелил листки настольного календаря, и жирные черные цифры все время сменяли друг друга, вызывая ощущение неустойчивости времени. Часы тоже тикали неравномерно: то торопились ужасно, то вдруг замедляли ход и становились почти неслышными.

Гиндину было нехорошо. Он уже принял нитроглицерин, но стеснение в груди не проходило, и железная скованность в левом плече - тоже. Он с жалостью посмотрел на свою жирную седую грудь, заметно вздрагивавшую от толчков сердца, но тут же осадил себя: "Спокойно, Семен, все будет хорошо. Только не распускаться". Пожалуй, разумнее всего было бы пойти домой и лечь, но дома у него, собственно, не было, а мысль о своем номере с люстрой и картиной "Три богатыря" была ему противна. Он продолжал работать, просматривая документы и останавливаясь на местах, отчеркнутых по полю синим карандашом. Эти привычные "боковички" (сигналы опасности!) сегодня тоже казались неприятными, хмурились синими бровями.

Он обрадовался, когда вошел ординарец.

- Товарищ генерал, к вам какая-то гражданка добивается.

- Пусть войдет.

Гиндин встал и застегнул китель.

Вошла Лида Ромнич. Генерал удивился:

- Вы? Как приятно! Чем обязан?

Лида прямо взглянула ему в глаза и сказала:

- На площади лежит собака.

- Что это, стихи? - спросил Гиндин.

- Нет. На площади действительно лежит мертвая собака и... пахнет. Лежит уже третий день, и никто ее не убирает. Я решила обратиться прямо к вам.

- И правильно сделали. Садитесь, пожалуйста. Подождите минуточку, сейчас я приму меры.

Лида опустилась в глубокое кожаное кресло, мгновенной прохладой коснувшееся ее локтей. Генерал сел за стол и позвонил. Появился ординарец. Гиндин повертел в руках карандаш и спросил:

- А где у нас может быть сейчас начальник КЭЧ?

- Майор только что прошел к себе, товарищ генерал.

- А ну-ка пригласи его сюда.

- Слушаюсь, товарищ генерал.

Ординарец вышел. Гиндин любезно, наклонив голову, глядел на свою посетительницу.

- Вы не поверите, как я счастлив, что вы зашли ко мне.

- Я зашла... из-за собаки.

- Тогда я счастлив, что умерла эта собака. Иначе я не имел бы удовольствия видеть вас у себя... Но раз уж вы пришли, давайте побеседуем. Может быть, вы в чем-нибудь испытываете нужду? Питание? Помещение? Говорите, я к вашим услугам.

- Нет, спасибо, мне ничего не надо.

- Может быть, хотите переехать в "люкс"? Отдельный номер с видом на пойму. А?

- Нет, спасибо.

- Скажите, а какое вино вы любите?

- Плодоягодное.

- Не шутите, я говорю серьезно.

- В такую погоду - никакое.

- А в прохладную погоду?

- Право, не помню. Это было давно.

- А вы все-таки вспомните.

- Какой вы смешной! Ну, цимлянское.

- Завтра же пошлю самолет за цимлянским.

- Ради бога, не надо.

- Там, в Москве, была одна женщина, - задумчиво сказал генерал, - я ее любил, а она меня нет, вы представьте себе, она меня не любила. Однажды она обмолвилась - просто так, в разговоре, - что обожает розы. Я послал в Крым один из своих самолетов... На следующий день у ее ног были две корзины роз... И знаете, это был единственный случай, когда я увидел в ее глазах искру нежности... Отчего вы улыбаетесь?

- Слишком много.

- Чего?

- Ног и корзин.

- О, да вы умница. С вами на стандарте не проедешь. Виноват - привычка.

- А где она сейчас, эта женщина?

- В Москве. Мы с нею уже давно не встречались. В прошлом году она вышла на пенсию... Понимаете? Моя любовь - пенсионерка. Это смешно?

В дверь постучали.

- Войдите! - крикнул Гиндин.

Вошел офицер с испуганными глазами.

- Товарищ генерал, майор Пряхин по вашему приказанию явился.

- Являются привидения, товарищ майор.

- Виноват. Товарищ генерал, майор Пряхин по вашему приказанию прибыл.

- Так-то лучше. Я хочу познакомить вас с представителем Москвы. Майор Пряхин, начальник КЭЧ. Лидия... Кондратьевна, если не ошибаюсь.

Лида кивнула.

- Здравия желаю, - растерянно сказал Пряхин.

- А ну-ка доложите, товарищ майор, обстановку в гарнизоне по вашему ведомству.

- Все в порядке, товарищ генерал, - настороженно ответил Пряхин.

- А вот представитель Москвы придерживается другого мнения.

Пряхин покосился на Лиду Ромнич и промолчал.

- Известно ли вам, товарищ Пряхин, - продолжал генерал, - что на главной площади нашего населенного пункта третий день лежит дохлая собака?

- Лежит, товарищ генерал.

- Так вот, завтра в этом гарнизоне останется кто-нибудь один из вас: вы или эта собака.

- Понял, товарищ генерал. Разрешите исполнять?

- Действуйте, Пряхин.

Начальник КЭЧ вышел. Лида поднялась со своего кресла и стала прощаться. Генерал Гиндин удержал ее за руку:

- О, подождите совсем немного, побудьте здесь, я так рад, что вы пришли. Неужели нельзя подарить старому человеку немного радости? Ваше присутствие - как свежий утренний ветер... Впрочем, кажется, это опять "ноги и корзины"...