На исходе ночи

— Сундук просит: «Только не стреляйте, только не вступайте, избави бог, в драку с полицией, будьте вежливы!» Легальщина вас заела! Митинги у ворот, под носом полиции, — это хорошо! Ну, поднимем этакую бучу, а для чего? Для того, видите ли, чтоб вежливость свою показать и чтоб лучше подготовиться к легальному съезду, то есть к блошиной возне, к выступлению на конференции фабрично-заводских врачей. Это, как говорится, обещал кровопролитие, а кончил тем, что чижика съел. Где наши принципы? Где наша непримиримость? Где наша революционность, я вас спрашиваю? Где энтузиазм, где беспощадная боевая стремительность, где?..

Василия перебил Тимофей:

— Будет зря кричать. Криком не возьмешь. Мы будем держаться, как Сундук сказал. Мы ему верим.

Связкин на слова Тимофея деланно трагически развел руками:

— Значит, своего в голове ничего нет, а как Сундук прикажет?

— А ты чего, Ефим, петушишься? У тебя небось своего в голове много! Сам, поди, бегал к своим профессорам спрашиваться. А по-нашему — дело ясно: на рожон лезть не надо, но и сложа руки сидеть не годится. Вот и считайте, что я речь произнес.

— Позвольте теперь кратко мне сказать, — встрепенулся товарищ, приглашенный из лекторской группы.

Он разобрал «преимущества и недостатки всех высказанных здесь соображений». И сделал это не без огня. Когда же дошел до выводов, то, устал ли он или не нашел в себе ни к чему предпочтения, стал как-то равнодушен и закончил речь при общем безразличии, однако с сознанием исполненного долга.

После его речи, как по уговору, многие посмотрели на часы. Связкин сказал:

— Мне нужно точно, минута в минуту, быть по одному делу в одном месте. Я вынужден уйти. Если будете голосовать, считайте, что я против предложения Сундука.

— А что скажет Миша?

Михаил, видно, колебался:

— Ты, Василий, как стихи читаешь. Это ни к чему. А Связкин как псалтырь дьякон возглашает. По-моему, митинг у ворот — это хорошо, это расшевелит. Но как потом закрепить дело, не вижу.

Сундук перебил его:

— Придется после митингов прокламацию выпустить о партии. Лучше тебя никто не напишет… Тебе, Миша, и поручим… Вот и закрепляй.

Миша растерялся:

— А я никогда прокламаций не писал.

Приглашенный из лекторской группы сказал:

— Прокламацию поручили написать мне, как литератору.

— А наш Миша?! — воскликнул Сундук. — Он разве не литератор? Верно ведь, Павел, наш Миша литератор? И этот литератор, уж будьте покойны, знает, каким языком говорить с рабочими. Так мы и решим: Мише писать прокламацию.

Михаил запылал радостным огнем. Он с благодарностью и дружеской нежностью поглядел на меня и на Клавдию: это вы, мол, сказали Сундуку, что я пишу.

Михаил преобразился. Публичное признание его литератором было для него неизведанным счастьем.

— Мишка поставлен на свою полку, — шепнул Сундук.

Теперь подходило говорить мне. Сундук подбодрил меня:

— Размахнись, размахнись, Павлуша!

Ветеран пятого года проворчал:

— Многовато говорим. На Тимофее бы и покончить. Он все сказал: на рожон не лезть и сложа руки не сидеть.

Мне хотелось вначале пересказать доводы наших противников справа и слева в самом убедительном, в самом сильном их логическом строе, очищенном от частностей, чтоб все видели, как нам насквозь понятны истоки их мнений, а затем уж взглянуть на все эти доводы со стороны, поднявшись над ними выше, и отмести их как ненужную ветошь. Но только я произнес первые слова, как в дверях позвонили. Это был неожиданный, непредусмотренный звонок. Хозяйка забеспокоилась:

— Ко мне никто не должен быть, по субботам я никому к себе не разрешаю, отговариваюсь, что, мол, ко всенощной ухожу. Что ж делать-то теперь, скажите мне, милые?

Сундук поднял руку:

— Останьтесь, товарищи, на местах. Вы в гостях у Степаниды Амвросиевны по случаю того, что завтра воскресенье. А вы, Степаша, бегите скорей отворять, чтоб не заподозрили замешательства.

Степанида ушла. Сундук шепотом предложил:

— Проверьте, товарищи, нет ли в карманах адресов, записок, нелегальщины какой?

Клавдия спросила меня:

— Паспорт у вас есть наконец, Павел?

Степанида Амвросиевна ввела… Ефима Ивановича.

— Я вернулся, товарищи, предупредить… Уходите-ка скорей, на улице около дома подозрительные…

— Сам-то ты зачем вернулся? Засыпешься, — сказал Сундук.

— А как же иначе вас было предупредить? Ну, а засыплюсь, так уж заодно со всеми. За компанию хромой пляшет.

Решено было расходиться поодиночке и попарно через короткие промежутки.

В первой паре Сундук назначил идти Василию и Мише.

— Первая пара разведывательная. Вы оба легальные. Риск для вас меньше. А напоретесь на арест, дайте как-нибудь знать. Ну, затяните, что ль, песню. Нет, нет, Степанида, через занавесочку не выглядывайте во двор, вас будто ничто не касается.

Хотел в первой паре идти Тимофей, но Сундук удержал:

— Обожди! Прояснится после первой пары. У тебя ребятишки.

Перед уходом первой пары Сундук предложил голосовать решение по его докладу. Сундук, Клавдия, Тимофей и я голосовали за митинг с теми целями, как изложил Сундук.

— Из девяти четыре «за». Меньшинство! — сказал Связкин торжествующе.