В этот день с утра я находился в хлопотах. Мне пришлось забежать на Тверской в темное, полуподвальное помещение книжного склада при «Вятском издательстве», адрес которого мне накануне прислал Ефим Иванович. Там мне дали перевести с французского отрывок из «Конвента» Жореса по десяти рублей за печатный лист и выдали авансом три рубля.
Перед вечером, запершись в уборной третьеразрядного трактирчика, я тщательно обыскал все свои карманы и уничтожил записочки и заметки, которые хоть как-нибудь могли дать намек на мои подпольные дела.
Когда я вышел из трактира, звонили ко всенощной. Была суббота. Старушки и барышни спешили в церковь. У паперти церкви Климента на Пятницкой толпились хулиганствующие подростки и нищие. Напротив, у ворот полицейской части, тоже было оживленно: то и дело городовые или дворники притаскивали и подвозили на извозчиках пьяных.
Я свернул в переулочек по направлению к Малой Татарской. Подойдя куда мне надо было — к деревянному одноэтажному флигелечку на высоком каменном фундаменте, я с противоположной стороны улицы последил за флигельком. Меня немного смутили три мужские фигуры. Один сидел на лавочке у калитки соседнего с флигелем дома, два других поодиночке бродили возле.
Не проследили ли нас? Во всяком случае, нельзя было повернуть назад — надо войти во флигель и предупредить об опасности.
Ход во флигель был со двора. Мне открыла владелица флигеля Степанида Амвросиевна. Я сказал пароль.
Сундук и Клавдия были уже там.
— Мы пришли первые, как нам и полагается, — сказал Сундук.
Я рассказал о фигурах, бродящих возле дома. Клавдия заволновалась:
— Надо расходиться. Видите, Сундук, я вам говорила, я тоже заметила этих шпиков около дома.
Сундук рассмеялся:
— Если бы шпики, то не стали бы торчать около дома на виду. Кстати, Павел, зайдите завтра на городскую явку, получите экземплярчик «Инструкции филерам московского охранного отделения». Нам удалось добыть и размножить. Не мешает нашим товарищам хорошенько изучить — для самообороны.
Пришедшие вслед за мною Михаил и Василий подтвердили, что странные одиночные фигуры все еще маячат около дома. Клавдия заговорила об отмене заседания. Сундук возражал:
— А было ли у нас хоть раз за последние два года собрание районного комитета, чтобы оно прошло спокойно до конца, чтобы шпики не подкарауливали нас?..
Степанида Амвросиевна тоже вставила свое слово:
— Больше года уже, как у меня по субботам комитет собирается. И никакого, не сглазить бы, несчастья ни разу не случалось.
Мне показалось, что Клавдия волнуется из-за меня, и мне это было неприятно. Я взглянул на нее, когда говорил Сундук, и она как будто угадала мои мысли. Она не стала больше спорить с Сундуком.
Пришел Тимофей, тот самый, у которого мы с Клавдией спрятали оружие и с детьми которого я подружился. Пришел Ефим Иванович. Пришел представитель лекторской группы при Московском комитете. Пришел рабочий, старый подпольщик из моего подрайона. Нас набралось уже девять человек. Сундук спросил:
— Разойтись, товарищи, или нет? Тут некоторые опасаются, что нас проследили.
Послышались протесты:
— Этак мы никогда не сможем собраться.
Сундук проголосовал. Большинство решило не расходиться.
Степанида Амвросиевна рассадила нас за длинным чайным столом. Ее тетушка, крепкая старушка, позвала из кухни:
— Кликни, Степаша, кого из мужчин самоварчик захватить.
Сундук водрузил на конце стола самовар. Степанида Амвросиевна разлила всем чай и пригласила не погнушаться домашним печением.
Сундук отвел меня в уголок и шепнул:
— Я подсчитал: ты, Клавдия, Тимофей и я — только четверо надежных из девяти. Мишка, Василий и товарищ из лекторской группы могут податься налево, Связкин может качнуться направо. А как твой ветеран пятого года?
— Колеблется, близок к левым.
— Вот и строй с такими! Вот и восстанавливай, вот и закрепляй! Прямо как на болоте, каждую кочечку испробуй, не увязнуть бы. А когда-то все они один к одному были, соколы, — ведь шесть кондовых пролетариев из девяти! Ну что ж поделать…
Сундук потер руки, отошел от меня, сел к столу и начал доклад.
Стихло позвякивание чайных ложечек. Степанида Амвросиевна, чуть касаясь крышки чайника, только глазами спрашивала то у того, то у другого: налить или не налить? Самовар перестал шуметь.
— Я буду говорить коротко. Самое главное вот что: бороться за наши старые революционные цели и укреплять партию, «как она сложилась в революционную эпоху». Так именно сказано в резолюции декабрьской Всероссийской конференции партии 1908 года.
Василий громко сказал:
— Хорошо!
Я взглянул на Ефима Ивановича. Он напустил на себя равнодушный вид. У него это всегда было знаком, что он не одобряет оратора. Сундук продолжал: