На исходе ночи

Самое совещание в столовой заняло у нас не много времени. Собрались довольно точно, как было назначено. Все протекало хорошо. Только при «осмотре» мест, которые требуют починки, вышла неловкость: в разговоре с экономкой я забыл, как называется плинтус. Заметив мое минутное колебание, она спросила:

— Вы, видно, не по плотничьей части в артели?

— Справедливо угадали, — ответил я, восхищенный ее наблюдательностью, — я больше по письменной части, вроде конторщика в артели…

Первый на совещании вопрос был о Сундуке: что с ним? Если арестован, ходит ли к нему кто с передачей? Тимофей и я вынуждены были сказать, что ничего о Сундуке не знаем. И получили за это жестокую трепку.

Доложил о затеваемой меньшевиками общей компромиссной политической декларации Тимофей. Ответ был единодушным:

— Какой может быть компромисс, когда есть обязательные для всех постановления декабрьской общепартийной конференции 1908 года о том, что задачи революции не разрешены и что надо по-прежнему добиваться их осуществления в полном объеме, не урезывая лозунгов борьбы. Других постановлений мы не знаем. А изменять решения партии мы не уполномочены. И не видим необходимости.

Сообщение о меньшевистской спекуляции на лозунге единства было выслушано с озабоченностью: не вышло бы замешательства, тяга к единству в рабочей среде очень велика.

— Ну что ж, — отозвался Тимофей, — мы откроем глаза рабочим и скажем: «Это же ряженые сторонники единства! Только мы одни за действительное единство рабочих снизу, за единство во имя революционных целей». Меньшевиков же мы спросим: «А ваше единство, господа, во имя чего? Единство кого с кем? Верхних группок политических шулеров с политическими банкротами и отступниками?!»

Мы все сошлись на том, что компромисс и отказ от разоблачения контрреволюционного ликвидаторства сделали бы из нашего участия в легальном совещании не орудие политического просвещения рабочих, а вредный и пустой парад легальщины.

Самым главным, самым важным, самым настоятельным делом из всего, что нам предстояло, мы признали создание руководящего районного центра — районного комитета.

Все говорили о том, что надо наново оформить и укрепить нашу ослабленную полицейскими налетами районную организацию. Василий предложил тут же образовать из собравшихся районный комитет. Тимофей резко воспротивился. Его поддержал я. Ветеран был согласен с нами.

— Нет, Василий, — сказал он, — ты предлагаешь отменить то, чем мы как раз сильны. Реакции не удается задушить нас никакими налетами и разгромить начисто оттого, что мы сочетаем в нашей организации демократию и централизм. А какая же это была бы демократия: взяли да сами себя и выбрали? Это уж было бы самоназначение.

— А как же иначе нам сформировать районный комитет? — сказал Василий. — Тут одно из двух: или работать без районного комитета, или назначить сейчас комитет, какой можем. Ничего не поделаешь, в такие условия нас загнала реакция. Надо с ума сойти, чтобы при нынешних условиях выбирать по всем правилам демократии делегатов от партийных ячеек на предприятиях и созывать их на районную конференцию. Валяйте, пробуйте, охранка вам за это большое спасибо скажет!

Я указал тогда на опыт других московских районов. Всюду, где случается провал комитета, при невозможности созвать немедленно районную конференцию для выборов нового состава образуют из основных работников временную исполнительную комиссию с несколько ограниченными правами районного комитета. Я напомнил, что так поступлено и при недавней замене провалившегося Московского комитета.

На этом мнении сошлись. Перестал упорствовать и Василий.

Решено было создать временную исполнительную комиссию на правах районного комитета. Избрали Ветерана, Тимофея и меня. А на случай нашего провала наметили запасный состав: дядя Алеша от Бромлея, Спиридон и условно меньшевик Жарков, если он будет твердо держаться нашей линии. Мы подсчитали, что собравшиеся представляют наши ячейки на тридцати — тридцати пяти фабриках и заводах. Наметили начать работу по подготовке созыва районной конференции. В силах ли мы будем это сделать сейчас? Для успеха надо немедленно приняться за закрепление существующих связей по предприятиям, надо также попытаться возобновить связи с несколькими заводами, где есть в данный момент совсем надежные и почти надежные люди. Но все это проверить и привести в полную известность. Клавдии поручено добыть все нужные адреса и распределить их между Тимофеем, Ветераном и мною для обхода людей.

Прикинули: при настойчивой нашей работе и при удаче можно будет собрать на конференцию до восемнадцати — двадцати делегатов, представляющих около сорока предприятий.

Как ни трудно было установить точное число наших людей на каждом предприятии, мы считали, что, в общем, будет больше четырехсот человек. Конечно, это не то, говорили старожилы, что было в седьмом году, перед пятым Лондонским партийным съездом, когда наш район послал на съезд около трети всех (тринадцати) делегатов Москвы, по одному от пятисот членов партии. Но не будем тужить: организация жива и работоспособна.