На исходе ночи

Вчера я говорил тебе о помощи Василию. И Тимофею должен ты помочь в ученье, читает он много, но трудно ему самому разобраться, и не в мыслях, — человек он очень умный, — а в словах, особенно иностранных. Ну и порядка, конечно, у него никакого в занятиях — то за одно схватится, то за другое. Во всем этом ты ему помоги. Я подразумеваю: займись с ним отдельно, как и с Василием. Это же все новые вожаки из самой рабочей гущи. Таких раньше, до пятого года, меньше было. Не жалей сил на них, помогай им в ученье. Это наша новая настоящая рабочая гвардия. Значит, вот так и будет: ты и Тимофей замените меня. Тебя смущает, что замещение оформляю единолично? А как же иначе? Положение наше обязывает. Да и замещение-то только временное. Ну, а уж если провалюсь и сяду крепко, то о замене постарайтесь решить сколь возможно демократически…

Рассказал я Сундуку о заметке в буржуазной газете. Он спокойно резюмировал:

— Докатились ликвидаторы до последней грязи. Все это мы поставим им в счет в ближайшее же время.

Ему очень понравилось, как принял это дело Связкин.

— Значит, под меньшевистским пеплом еще тлеет у него пролетарская совесть. Не утерял старик чувства своего, рабочего достоинства. Ты старика пока не втаптывай. Я на нем крест еще не ставлю. Умница старик, еще придут для него решающие испытания. Смотри в оба, если у него появится щель, сомнение — вовремя подойди. Зайди к старику сам, засвидетельствуй уважение, приветь, приласкай, окажи доверие… в рамках, в рамках, конечно! Привлеки тут же к работе, — опять в рамках, в рамках, конечно! А то помнишь, как он тебе сорвал митинг? Со Степана ты недопущение к работе потихоньку, без особого разговора, сними своей властью. Перепалку с Клавдией переживешь — не робей. Ах, хорошая девушка! Меня, наверное, из-за Прохора громит и презирает! Чем больше со мной дерется, тем больше мне нравится. Берегите ее, она в конспирации не всегда на высоте. Ну, а теперь последнее мое наставление: готовьтесь к жаркому бою, ликвидаторы в Москве не будут медлить с наступлением, им выгодна сейчас наша неосведомленность о позиции центра.

Сундук немного помолчал и продолжал:

— Конечно, они предпочтут дать бой в профессиональных союзах. Они считают, что там их позиции сильнее всего, там-то им и постарайтесь всыпать, с божьей помощью. Мне так представляется дело, Павлуха: ликвидаторы теперь довольны и радуются, что ты отказался от комиссии по расследованию «провокации». Они, конечно, считают это нашим промахом и грубой ошибкой и постараются использовать в первую очередь. Но так же, а может быть и еще больше, они радовались бы, если бы мы согласились. С комиссией или без комиссии, для них главное — понемногу расшатывать доверие рабочих к нам и напустить туману: дескать, бог их знает, что там такое творится, в подполье. Они считают, что сейчас реакция находится на высшей своей точке и так и останется на ней. Следовательно, тяга рабочих к идеям, к лозунгам революции идет, по их расчетам, на спад. Вот как они оценивают политический момент.

Теперь, Павлуха, какой вывод? Как вам действовать? Меньшевики будут ворошить всякие побочные дела, но о главном, то есть о том, что, по их мнению, революция кончена, они будут стараться умалчивать. Побочное — это Прошкино дело, дело Михаила, дело о моей «раскольничьей» статье. Все это они раздуют, попляшут всласть. И ты не очень этим тревожься. Пусть разговаривают. Можешь даже и поддразнить их немножечко. Понятно? А когда, распоясавшись, они заливчатым лаем забрешут на революцию, тут-то и клади львиную лапу на стол: «А ну-ка, во имя чего это вы хлопочете? За единство, — а во имя чего? Ну-ка, господа хорошие, скажите: вы за революцию или за штопанье столыпинских дыр? Давайте на одном строить единство: все за революцию! Это будет настоящее единство». Вот, Павлуха, значит, наша задача — сделать все ясным, никакого туману. И не бойтесь, если в штабах останетесь в меньшинстве. Зато когда выйдете к широкой рабочей массе и там встанет вопрос за революцию или за приспособление к столыпинскому режиму, — будь уверен, не пойдут рабочие за столыпинцами. Как действовать в каждом случае, будет видно по ходу дела. Но только обязательно переходите сами в наступление, где и как только можно.

Сундук передал мне все районные связи, охватывающие около двадцати предприятий, и связи с наиболее крепкими нашими людьми в четырех легальных организациях.

Я уже уходил, как появилась Степанида. Сундук вдруг остановил меня:

— А я вот тут читал и, кажется, не совсем точно понял одно слово… Объясни-ка ты мне коротенько, но поточнее… позволь, позволь, вспомнить бы и не рассмешить тебя, если, перевру… Ага, вспомнил: солипсизм. Не переврал? — спросил Сундук, покраснев.

Я объяснил. А он с другими вопросами:

— А книжка Ленина?

— У меня уже.

— А книжечки мои как? Не забыл мою просьбу?

Успокоил его, что книжечки в сохранности.

Мы простились. Степанида пошла проводить меня.

Я взялся было за засов, она остановилась, подняла свои предлинные ресницы и во все глаза, темные, глубокие, пристально всмотрелась в меня.