На языке эльфов

Совершенно инстинктивно обнимаю себя руками и не могу понять, нащупать, вспомнить,

чего же я добиваюсь. Я… пытаюсь себя сберечь? Я? Эльф, вечно воображающий разнообразные процессы самоликвидации? Сберечь? Да я ведь даже не знаю, имеет ли мир начало и заканчивается ли пространство вокруг меня. Встречает после смерти Бог или колыбель из космического пепла. Если я даже не верю в расходность жизни, считая, что она повторяется из раза в раз. Если мне не знакомо и не понятно желание трястись над собственным телом, таскать повсюду металлические нитки с острыми спицами, ипохондриком кидаться зашивать даже мелкую царапину, боясь, что через нее непременно вытечет прочь душа.

Да я даже не считаю, что стоит беречь себя ради цели и слишком ревностно воспевать ее важность. Однажды яркость Солнца возрастет, и вода исчезнет с поверхности планеты, и больше не будет здесь тех форм жизни, к каким мы принадлежим со своими целями и без них в равной степени.

Мне не знакома даже сама необходимость идеи. Замысла. Мечты. Глядя на людей, я понимаю, что это твердая опора их жизни, и, если так, очередная опора будет и в следующей, и может статься даже полной противоположностью сегодняшней. Ныне ведь кто-то вроде меня тоже философствует, а в веке новом увлечется высшей математикой и тучу лет проведет с цифрами.

Я ведь даже ни черта не знаю того самого облика так называемого счастья. Оно это как? Что-то вроде ряби на воде? В прямой зависимости от того, как и куда дует ветер? В конце концов, что я вообще понимаю о… качестве жизни?

Качество?! Я жил раньше, живу сейчас и, чувствую, на этом не закончу. Качество – это важно. Но, черт, так ли сильно, если я все равно снова и снова здесь, умножая количество? Какой дурак, правда?

Даже если агностики правы и нам ничего не дано познать о сути вещей, я почти уверен, что для этого суть должна быть удивительно сложной. А в чем-то удивительно сложном не бывает такой примитивной системы, как одноразовая жизнь; для меня это очевидно. Отсюда я и допускаю постоянно, что все мы – Томас Эдисон, а жизнь – это лампочка. Так вот, если она лампочка, у нас у каждого минимум девятьсот девяносто девять попыток сделать с ней что-нибудь сносное. Возможно, выйдет на тысяче. А возможно, придется пойти на второй круг.

И, если бы вчера вечером я не заснул без сил, наверное, уже тогда все про себя понял бы по принципу: одно откровение за другим. Признал бы, что за почти шестьсот лет не сформировал мировоззрение и не сумел превратить во что-то однозначное душу. То я был злой, то я был добрый. Однажды лечил, потом убивал. В одной любил книги, в другой – ни одной не прочел. Мне бы еще тогда пришло в голову, что и сейчас я бесконечно непостоянен. Меняю цвета, желания, утверждения. Имею интерес, а после его лишаюсь. Вру, а потом исповедуюсь. Курю, а следом бросаю. Пью, а совсем скоро от этого морщусь. Я то люблю жизнь, то совершенно к ней безразличен. То кусаю себя за хвост, то давлюсь и выплевываю.

Я совсем не знаю, какой я. Неизменно и постоянно во мне лишь совсем немного. Например,

любовь к тебе.

Может, это то, о чем мне и следовало подумать в первую очередь? Не вчера посреди ночи. А вообще – с самого-самого начала. Как только ты переступил порог и застучал подошвами своих высоких сапог в стиле милитари. Как и подобает любому боевому ангелу. Все они движутся так же, как ты сейчас? Встают медленно, держат своих подопечных одним только взглядом и подходят, отстукивая подошвой на любой из дорог?

Тогда почему мне кажется, что ты такой всего лишь один? Это от того, что мой?

– Люди любят тех, кто смертельно болен и с каждым днем умирает. – Я все еще продолжаю себя обнимать и ловлю слова с твоих губ, глаз, щек, отвоевываю у непокорного ветра. А ты. Ты тянешь руки и кутаешь получше в свой разлетающийся шарф. – Почему ты думаешь, что невозможно любить шестисотлетнего эльфа с диссоциативным расстройством идентичности?

Что на это ответить? «Я не знаю»? «Я привык так думать»? «Выучил, запомнил, определил»? Планета – мышка со стволовыми клетками, а я терпелив и давно наблюдаю за тем, как они стараются в ней выжить и в процессе не погубить.

– Потому что ты не понимаешь. Всего не понимаешь.

– Да все я понимаю.

– Не понимаешь, – или я просто пытаюсь ухватиться хоть за что-то.

– Итан.

– Чоннэ!

– Ну что? – Ты прячешь руки в карманы и разводишь ими в стороны вместе с краями распахнутой куртки. Неужели тебе совсем не холодно? – Ты имеешь в виду свои особенности? То, что к тебе нужен подход? По-твоему, это проблема?

– Если сейчас для тебя это не проблема, значит, она станет таковой потом.

– Я терпеть не могу, когда мой брат спорит, а мать дешево хвастается всем подряд, – звучит от тебя сразу же без единой передышки, – но это никогда не отменяет того факта, что я их чертовски люблю.

– Это не то же самое, – категорично или спорно?

– По сравнению с чем? С тем, что ты идешь в комплекте с персонажем Гая Ричи и фантастическими фантазиями?

– Это не фантазии!