На языке эльфов

Я бы мог представить, что вся твоя кожа посыпана звездной пылью: всего одно прикосновение – и на моих пальцах замерцают гранулы серебра. Пока я в тебя смотрю, то кажусь себе еще безумнее, чем есть, но именно в этот миг, посреди небесно-химической реакции, это не вызывает во мне ни капли стыда.

– Ты знаешь, что во время войны в Ираке американские саперы обезвреживали самодельные взрывные устройства?

Наверное, это нормально: уметь находиться в нескольких местах одновременно. Невесомости космоса, букете красок общежития в Бостоне и бело-серых камнях одного из государств на Ближнем Востоке. Говорят, что все мы на самом деле в десятках мест одновременно, если учитывать, из чего созданы наши тела и что из себя представляют души.

– Они были запрятаны повсюду, и это была чертовски сложная задача – все сделать идеально, не подорвавшись. – Ты ловишь мои слова щеками, уголками губ, ресницами, всем. Это невероятно приятно и слишком остро режет где-то в районе желудка. – Может, ты опытен до высших чинов, но все равно не знаешь никогда, как все пройдет: получится, не получится. – А я уже начал и не могу закончить. Мысли и образы в моей голове всегда приходят без приглашения, но для каждого готово место. – Так вот со мной точно так же, Чоннэ. – Моя суть как Ближний Восток: – Все люди – моя опасная зона, полная зарытой взрывчатки.

Ты все смотришь и смотришь, а после голова опускается и взгляд куда-то к моим ногам.

– Я понимаю, что ты боишься, – негромко, деликатно, легкой инъекцией. – Но мы можем… – и опять этот взгляд. Несправедливый, – можем побыть друзьями. Столько, сколько нужно, чтобы ты понял, что я никуда не денусь.

Это компромисс или глупость? Какая разница.

– Друзья – это оранжевый код.

Крепкая дружба – иногда из тысячи один человек. Ищи, живи. Будет девятьсот девяносто девять попыток. А у меня не будет. У меня восемьдесят восемь шагов и двадцать три года – я достаточно вырос, чтобы в следующий раз в состоянии аффекта завершить самоубийство.

Говорю же, упрямец, беги от меня и не топчись лишний раз на этом негостеприимном минном поле.

– Я понимаю, что те…

– Не понимаешь, – я возражаю даже мотанием головы. Одним. Резким. Безотлагательным.

Ты смотришь уже без мольбы и вдруг дышишь гораздо тяжелее. Я слышу тебя громче сквозняка, громче далеких отзвуков чьих-то шин, голосов и шагов.

– А ты меня разве понимаешь?

Спрашиваешь, а лицо снова прячется за обликом каменного фасада горы Рашмор.

– Что?

– Ты. Меня понимаешь?

Нет, но я хочу.

– Объясни.

– Объяснить что? – И выпрямляешься, слегка задирая голову. На какой-то миг смотришь на меня сверху вниз из-под пушистых кистей ресниц. – Что я всю жизнь считал себя во всех смыслах охуенным, а тебя увидел тогда на кухне у Дугласа – и все как будто наизнанку? Как впервые в жизни побоялся подойти. Впервые струсил, опасаясь, что не понравлюсь, что ты натурал или что уже занят кем-то. – Пытаюсь приклеиться к стулу плечом и не сжимать пальцы до белизны. – Я могу объяснить, как узнал, что у нас переплетаются курсы и куча смежных пар, и решил дать себе время. Думал, ты присмотришься ко мне, услышишь, заметишь, привыкнешь. – Ты жмешь плечами, ты такой вдруг отчаянно грустный, отстраненно обиженный, что сбиваешь с толку. – А потом стало понятно, насколько ты это ты, и я начал жутко загоняться. Не знал, как подступиться, считал, что не дотягиваю, не подхожу, не смогу тебя заинтересовать. – Ты отводишь взгляд. Скребешь им по полу с кислой недоулыбкой на губах и снова горбишься, склоняешься, падая локтями на колени. – Ты сбил до нуля всю мою самооценку. Все сто процентов, с которыми я жил до того дня, как тебя увидел. – Когда ты вздыхаешь, я смотрю, а пальцы пульсируют, хотят дотянуться до черного беспорядка волос, до этой макушки и плеч, опущенных под воду моей напускной сдержанности. – И это не просто слова. – И не просто эгоизм, вижу. – Я до сих пор не могу это объяснить. Как посмотрел на тебя на той кухне, не видя толком ни лица, ни, откровенно говоря, точного пола, а уже почувствовал то, что… – ухмылка выходит слабая, – знаешь, в книжках пишут девчачьих, – и немного как будто смущенная, – что ты мой чертов принц.

Хорошо, что ты на меня не смотришь. Потому что у меня… я… кажется, как будто сломаюсь сейчас и запрыгаю по полу шестеренками, платами, шурупами. Покачусь, застревая в щелях и хороня себя в пыльной черноте под кроватью.

Твои слова немного похожи на звуковые удары. Те самые – от взрывных устройств, что разносят другие в щепки.