На языке эльфов

– Мы не закончили, Итан. Слышишь? – Слышу. Только и могу сейчас слышать твое ледяное упрямство. – Это ничего не меняет. Я ухожу не по собственной воле. – И непоколебимое уважение к самому себе. – Имей это в виду.

Потом только шорох, шаги, ускользающие от меня запахи. Самое худшее – это то самое смежное чувство, над которым хохочет страх. Я хочу тебя остановить, я хочу на тебя кричать, я хочу тебя обнимать, я хочу от тебя бежать. У меня вибрирует в грудной клетке, подбирается к горлу это наглое желание окликнуть, вернуть обратно, вцепиться и потянуть на себя каменного цвета футболку, чтобы она, как глина, жила меж моих пальцев, покорная любым формам.

Дверь хлопает. Я закрываю глаза. Меня тошнит. Это не головокружение или дурная смесь конфет с вином. Это омерзение, растущее сорняками у меня внутри. А потом. Потом я сразу же скучаю. И по щекам, увлажняя засохшую краску, куда-то сбегают теплые ленты доказательств моего проигрыша. Не сейчас. Потом.

Потом я подумаю об этом с горькой усмешкой. А сейчас я уже на диване. Сейчас, согнутый напополам, прячу лицо в коленях. Сейчас я скулю. Все больше и больше совсем немужских всхлипов, я сотрясаюсь, постепенно прерываясь, чтобы втянуть воздух. Меня тошнит.

Я пропускаю момент, когда рядом прогибается диван и Виктор проводит ладонью по моим плечам.

– Кто он и как тут оказался?

Мне и не нужно отвечать или вслушиваться. Я знаю, что вопрос адресован не мне.

– Я дала ему ключи.

Голос сестры откуда-то сбоку. Из моего цветастого кресла, где всего несколько минут назад сидел ты. С сильными руками, черными кудрями и изучающим взглядом.

– Дала ключи?

В ответ тишина, но я вполне осознаю где-то на задворках, что здесь достаточно и кивнуть.

– Зачем?

– Хотела, чтобы он все увидел.

– Почему? – Виктор совершенно сбит с толку. Я его понимаю. – Кто он такой?

– Он хороший, я думала, чт…

– Дело ведь не в том, что мы сторонимся плохих и подпускаем хороших, Кори.

– Я знаю, – сестра нажимает на гласные. – Дело не в этом. Они с Итаном общаются уже несколько месяцев.

– И это повод нарушать границы?

– Итан попросил меня встретиться с ним вчера утром, – голос звенит с легким окрасом защитных реакций: Кори чувствует себя виноватой, хоть и рождена символом самоуправства. – Намекнуть, что да как, отпугнуть.

– И ты не справилась?

– Да как тут справишься, если чувак знает последовательность цветов, в какие Итан красился с первого курса? Он их скороговоркой мне перечислил. – Рука приемного отца продолжает успокаивать меня легким массажем. – Я ему сказала: расстройство, а он стал спрашивать какое. – На фоне ее слов пытаюсь быть тише, стискивать зубы, чтобы оборвать свой скулеж. – Я не отвечала, потому что Итан просил не говорить, так Чоннэ взял телефон, ввел в поисковик «психические расстройства» и начал уточнять, перечисляя.

– И ты сказала?

– Нет! – очередная виноватая самозащита. – Дура я, что ли? Просто молчала или отрицала.

Может так быть, что ты еще тогда все-все понял? Заметил, прочел по ее реакции? Как это было? Ты читал: «параноидальная шизофрения», Кори отвечала: «нет».

«Биполярное аффективное расстройство?»

«Нет».

«Расстройство идентичности?»

И тут она что? Ответила «нет» другим тоном? Отвела взгляд? Сложила руки? Замешкалась? Как все было, Чоннэ?

– Ты предупредила Итана о том, что к нему придут?

– В том, что он не знал, и была вся суть…

– А тебе не пришло в голову спросить брата, хочется ли ему демонстрировать эту суть постороннему человеку? – Юристы – это мастера слов и тонов. – Видеть его на своем пороге? Ты же знаешь, что для него все это значит, Кори, почему ты так поступила?

Я слышу, как сестра вертится в кресле: поджатые ноги спускает на пол.

– Потому что Итан все эти три месяца кормил его историями про эльфов, а Чоннэ их беспрекословно глотал! – Она реагирует эмоционально. Я ее не виню. – Знаешь, что парень сказал мне, когда я объяснила, что это патологическая ложь и все истории – выдумка? – Чем больше мне удается стискивать зубы, тем больше я улавливаю. А здесь замер даже сердечный ритм: чтобы дать мне подслушать. – Он спросил: откуда мне знать наверняка? Серьезно спросил, пап, а потом сказал: если Итан откуда-то эти истории берет, значит, они, эти истории, где-то есть. – Глаза больше не могут сдерживать мои водоемы, и я их распахиваю. Передо мной лишь тьма темной ткани и парник из собственного дыхания. – Я его впустила, потому что мне показалось, что так будет правильно. Почувствовала я, что мне еще сказать?

– Тебе нужно было посоветоваться с братом. – Отец убирает руку и, наверное, смотрит на сестру порицательно.

– Он бы все равно отказал.

– Ты считаешь, что результат оправдывает твой поступок?

Кори устало вздыхает:

– Нет, – тонет на громком выдохе. – Но, может, и оправдал бы. Если б ты… если бы ты сначала поговорил со мной, а не ринулся сюда, прервав их разговор.

Это не действует обвинением. Отец как обычно сдержанно практичен:

– А какого результата ты ждала, если Итану было некомфортно?