На языке эльфов

Прости меня, Чоннэ. Я не знаю, что это за чувство, но, наверное, оно вымазано в тоске, или смирении, или кислой сладости, но, как бы то ни было, я надеюсь, я всей душой надеюсь, что совсем скоро ты о нем забудешь.

– Ты единственный человек, который может сказать это уже сейчас.

А потом льются секунды. Перебежками из тени на свет, собираясь в кучи. Может быть, их набирается все шестьдесят, я не могу считать, пока ты так на меня смотришь. Тем более не способен, когда ты подходишь. Медленно и тихо. Разутый, ступающий по подогретому полу очень-очень мягко.

– Скажи еще раз, что любишь меня.

Твои ладони опускаются на мои предплечья, подтягивают, отстраняя от стола. Правда – это роскошь. Я в тебя смотрю открыто и честно – я тебе ее дарю:

– Я люблю тебя, Чоннэ.

Твои зрачки – как танец. Дрожат и быстро перемещаются по моим. В них влажный перелив, яркий и трогательно красивый. Как мокрая кожа на солнце. Как само солнце на воде. И как его ночной коллега – лунной жидкостью до самого берега. Когда ты улыбаешься с этими мокрыми ресницами, мои глаза мелкими иголками изнутри – и я отражаю твой блеск своим.

– А сейчас соври мне о чем-нибудь, – говоришь, и слова распадаются на детали где-то под ногами.

– Я не боюсь тебя потерять.

– Еще.

– Соврать?

Ты смотришь безотрывно во влагу раздвоенной души.

– Соври.

– Ты меня не возбуждаешь.

– Еще.

Сколько пожелаешь, мой ангел.

– Я тебя не ревную.

– Еще.

– Я тебе не доверяю.

Мои руки по швам. Но только потому что я их сдерживаю.

Ты свои – нет.

Они выше к плечам. Теплой лаской по шее, в легкий бережный захват:

– И еще.

– Я не хочу тебя целовать. – Да будет тебе известно. – Я не хочу заниматься с тобой любовью. Я не хочу спать с тобой в одной постели.

Врать я умею хорошо. Врать куда проще, и я мог бы до самого вечера, если бы ни эта твоя мокрая улыбка, кочующая на мои щеки. Так ласково, так ярко, так тепло.

Ты обхватываешь мою голову и целуешь, целуешь, целуешь, снова и снова, скулы, подбородок, виски, много-много, быстро-быстро, мажешь, щекочешь, заколдовываешь. От спешной нежности я как дурачок улыбаюсь, жмурюсь, по-дурацки урчу и ничего не контролирую. Во мне в этот миг пузырится счастье. Не знаю, твое оно, или мое, или общее, но я его чувствую, как нечто новое, словно незнакомый жилец, ступающий аккуратно и так же осторожно подсматривающий в глазок, прежде чем открыть соседям.

Очевидно, что счастье тут – новенький. Ему нужно время освоиться.

– Мой маленький эльф, – голос у тебя тихий и теплый, ложится дыханием мне на щеки, – прости меня, прости, что не подошел к тебе раньше. – Я мотаю головой, хочу возразить, но ты настойчиво продолжаешь: – Я от тебя никуда не уйду, Итан, – ласковые пальцы вплетаются в волосы за ухом, – но и ты никуда не уходи от меня, пожалуйста.

Мотаю головой часто-часто. Как ребенок. Это: правда. Ты знаешь. И смотришь.

Я тоже. Долго. Важно. Вдумчиво. Я опускаю глаза на губы.

Ты все правильно чувствуешь:

– Мне можно… – пауза очень хрупкая, – поцеловать тебя?

Я киваю. Часто-часто.

– Ты этого хочешь?

Часто-часто.

– Правда или ложь? – Обнимаешь лицо взглядом, стараешься прочесть реакцию, угадать.

А я распадаюсь честностью:

– Правда.

Я тебе ее дарю.

23

В воздухе зерна, фрукты, лимонный чай, который мы пили на завтрак, книжные листы из учебников, по которым я пытался учиться. В воздухе – мир, запертый в моих легких.

Ты смотришь ласково, но вижу, что взвешиваешь, ищешь что-то, пытаешься прочесть шифры, рассыпанные по моему лицу. Но их там нет. Если бы даже я захотел приподнять со дна обычных ощущений те, которые мысль о поцелуях вызывает все эти годы, рядом с тобой это все равно не удастся. Я пробовал за эти недели, я представлял, я анализировал.

Ты сказал:

насильственные поцелуи даже близко не стоят с теми, какие желаешь сам.

Сказал:

я могу показать, что все будет иначе, если ты привыкнешь ко мне и сам захочешь.

Заверил:

что бывает по-другому. Что бывает приятно.

А я не ощущаю, что хочу, чтобы мне было приятно. Это совсем не пункт назначения. В первую очередь мне хочется тебя чувствовать. Везде. На губах тоже. Не думал, что подобное чудо когда-либо будет мне доступно: я ведь только мечтал стать зерном, брошенным в котел кислоты, а к утру разрастись джунглями. Прямо вокруг тебя, мой упрямый и хитрый человек.

– Как тебя звали?

– Что?..

– Во всех твоих жизнях. – Еще чуть-чуть, и я коснусь твоего носа своим. – Как тебя звали?

Мне хочется, и мне очень страшно. Наверное, все написано на лице. Полагаю, именно это ты и увидел. Какой шифр, правда? Отныне я весь на ладони. Вот ты и пытаешься отвлечь.

– Салем, – раз: твоя левая рука спускается к моей пояснице, – Дамиан, Халле, – два, три: ступаешь вперед, ближе и теснее, – Александр, Коджи, – четыре, пять: я чувствую твою грудь своей, – Чарли.

Всего секунды непредвиденной резкости – и ты подсаживаешь меня, приподнимаешь единым движением. Сажаешь на письменный стол.