На 127-й странице. Часть вторая

- Нет, я про тех, что в Аттике живут, - усмехнулся Джозеф. – Но дело не в этом. «Метрополитен» отзывает своего редактора Терезу Одли из кругосветки. Денежки тех, кто поставил на нее станут нашими. Чем больше будет сумма наших ставок, тем больший куш мы сорвем.

- Сколько поставим?

- Пару тысяч.

- Многовато.

- 1000?

- Все равно много. Придется по нескольким букмекерам разбрасывать, - сказал Бруно.

- Справишься?

- Не вопрос, - сказал Бруно. – Я …, - но продолжить он не успел.

Джозеф зачем-то сильно тряхнул стол, за которым они сидели, а потом дернулся и стул под Бруно. Его-то уж Джозеф никак не мог тряхнуть. Бруно посмотрел по сторонам. Новомодные электрические лампочки под потолком раскачивались, а с барных полок сыпались бокалы и звонко разбивались об пол. С улицы раздались истошные женские крики.

Бруно с Джозефом бросились наружу. Выбежав на середину улицы, они остановились. В доме напротив обрушились печные трубы, обломками кирпичей от них были повсюду. Крики продолжались, но больше ничего не происходило. Земля, вздрогнув один раз, снова погрузилась в вековой сон.

- Еще кофе? - попытался пошутить Джозеф.

- Нет, спасибо, - не понял шутки Бруно.

- Тогда пошли в редакцию. Посмотрим что-там творится.

- Не пострадало бы наше здание, - сказал Бруно.

- Да и хрен с ним, - выругался Джозеф. – Давно хотел новое построить.

Сцена 50

Два дня я провел в номере. В новом номере. Служащий гостиницы, как я только вернулся с похорон Веры, отвел меня в другие апартаменты, куда уже успели перенести все мои вещи. И вещи Веры.

В номере я просто лежал на кровати. Мысли хаотично метались в голове, и наводить в них порядок совершенно не хотелось. Чаще всего одолевал вопрос «Почему? Почему все так произошло?». Болезненный и безответный. Он сменялся образами Веры, которые дарили на мгновение радость, но потом я вспоминал порыв ветра, унесший остатки пепла с моей ладони, и радость исчезала.

Почему? Почему все так произошло? Все события моего пребывания в этом мире раскручивались в обратном порядке: от Паллас отеля до бара «Старая индейка», а потом неспешно начинали течь перед моими глазами. Словно была возможность что-то изменить или добавить.

Еду и чай я заказал в номер. Из понятных мне блюд в гостинице был только рис карри с курицей, но к еде я так и не притронулся. Через несколько часов над тарелкой стали виться какие-то мухи, и я вызвал служащего забрать блюдо.

Надо было бы проведать Генриха. Но делать этого не хотелось. Он, в конце концов, рассказал мне, зачем забрался в нашу с Верой комнату. Кого винить за это? Себя? Его? Что изменилось бы, если бы я дал ему эти злосчастные три доллара? Китаец не забрался бы в комнату? Забрался. Но Генриха бы там не было. И что тогда? Я бы также застал его в комнате? Наверное. А дальше? Застрелил бы? Вряд ли. На этом мысли останавливались. В голове всплывал образ убитого Верой китайца. Он смотрел на меня и улыбался. Для него все было кончено, его не мучили ни вопросы, ни воспоминания.

Как же все было бы, не залезь Генрих в нашу комнату? Этот вопрос все чаще появлялся в моей голове. Я гнал его от себя. Это была неуклюжая попытка свалить на мальчишку вину за произошедшее. Дешевый трюк, чтобы успокоить себя. Не он стрелял в Веру. Но разумные объяснения не успокаивали душу. Я понимал, что мальчишку не надо бросать одного, надо сходить, посмотреть, как там у него, но делать этого не хотелось.

«Подожди, не ходи,» - нашептывал кто-то внутри меня. – «У него же был план. День, два и он исчезнет. Ты же дал ему, в конце концов, эти три доллара!»

Как ни странно, эти шепотки убирали из моей головы мысли о Генрихе, но только для того, чтобы снова появился вопрос «Почему все так произошло?», чтобы вновь начать раскручивать цепочку событий: от самого начала и до самого конца.

Из этого состояния меня выдернул стук в дверь. Стучали, наверное, уже долго. Стук уже перешел от стадии осторожного, деликатного постукивания в непрерывное стучание, когда следующей стадией будет взлом двери.

Я поднялся с кровати и открыл дверь.

За дверью стоял слуга-китаец, который тут же нацепил на свое лицо улыбку и, слегка поклонившись, передал мне записку.

«Уважаемый мистер Деклер,

Выражаю вам свои глубокие соболезнования в связи с вашей утратой.

Приношу свои извинения, что беспокою вас в такой момент. Но обстоятельства складываются таким образом, что я вынуждена вернуться в Сан-Франциско ближайшим пароходом. Не знаю, смогу ли я увидеть вас до отъезда, поэтому положилась на то, чтобы в письменной форме выразить свои чувства, связанные с происшедшим трагическим событием.