Комиссия Остермана пришла к выводу, что созданный при Петре огромный (и уже наполовину сгнивший без дела) Балтийский флот бессмыслен — для обороны он чрезмерен, для завоеваний на Балтике недостаточен (мал в сравнении с совокупным флотом враждебных государств), а для решения более широких задач непригоден, ибо заперт в Балтийском море. В итоге Комиссия приняла (совместно с Сенатом) решение строить в Архангельске вторую базу флота. В верности такого решения осталось убедить Бирона, но это было весьма трудно, ибо он наивно полагал, что боевые корабли вообще России не нужны (достаточно-де иметь галеры — для перевозки военных грузов и высадки десантов, как убеждал его фельдмаршал Бурхард Миних), а деньги, идущие на флот, лучше потратить на еще большую пышность двора, столь милую его милой Анне[352]. Зачем еще строить что-то очень дорогое на севере?
Остерману нужен был в споре с Бироном веский довод, причем идущий не от самого Остермана, а от постороннего авторитета. Довод пришел с Запада.
7) Странная поддержка
Молодой князь Антиох Кантемир, впоследствии известный писатель, прибыл в Лондон 30 марта 1732 года как посол России и сразу стал писать подробные донесения императрице. В конце 1732 года Кантемир сообщает (секретная реляция от 29 дек. 1732 г.), что сразу по прибытии получил письмо от англичанина, имени которого не хочет называть ради его безопасности, и излагает суть письма. По словам Кантемира, англичанин обещает «сыскать безопасную морскую дорогу в Япон, в Хину и в Америку иждивением только 12 тысяч фун. стер.» Автор письма перечисляет выгоды: Архангельск станет центром восточной торговли, а Северный океан — центром китобойного промысла, который в Европе приходит в упадок, поскольку там труд слишком дорог (а в России, наоборот, дёшев). И нужен для всего этого один лишь русский корабль[353]. Словом, в письме речь шла о реанимации идеи СВ-прохода.
Согласно англичанину, Архангельск станет вторыми морскими воротами России и источником новых денег для казны. Это указание, равно как и отсутствие самого текста письма, заставляет подозревать российскую подделку, а еще больше в данном подозрении укрепляет чисто российский интерес автора письма к сокрытию будущей экспедиции от правительств Запада:
«сие может учинено быть таким образом, что никоторая морская держава о том не сведает, и когда такая экспедиция отправлена будет, то никакая держава не может препятствовать учинению там поселения».
Английский текст письма неизвестен, а русский текст (оригинал?) отыскал в Архиве древних актов А. В. Ефимов[354]. Возможно, что письмо «англичанина» составлено в ведомстве Остермана. Если так, то в Северной экспедиции следует видеть существенную часть планов Остермана по усилению своей власти. Безусловно, Бирон прочел письмо, на что и был расчет, кто бы ни был его автором.
Замечу, что Беринг впервые предложил пройти Ледовитым океаном и выйти в Тихий в записке от 19 сент. 1732 г. (ВКЭ, с. 147), то есть после написания письма «англичанина», но до его отправки в Петербург. Беринг уверял там, что можно
Как бы то ни было, в Решении Сената о задачах ВСЭ, которое было утверждено Анной 28 дек. 1732 года, то есть до получения письма «англичанина», был впервые упомянут Архангельский (т. е. Двинский) отряд, и указано, что необходимо выяснить возможность плаванья от Оби до Лены (ВКЭ, с. 174–188), но и только. Для фактического начала работ Остерману и Головину нужен был еще указ самой императрицы, притом касавшийся всего СВ-прохода, и он появился.
Письмо «англичанина» дошло до Анны по дипломатическому каналу и, судя по всему, сработало блестяще: в феврале 1733 года Сенат впервые упомянул северные отряды не от своего имени, а как указанные самою императрицей. А именно, Анна указала (устно или в неизвестном нам документе) искать, «имеется ли проход Северным морем» (ВКЭ, с. 288). Что конкретно изволила разрешить Анна, неизвестно, но именно после ее слов северные отряды были узаконены и посланы.