Мысли

На протяжении достаточно длинного плотного текста автор не позволяет себе ни единой стилистической слабости. При большом количестве откровенных нередуцированных эротических сцен роман читается как эмоционально приподнятое повествование о чистой любви, не сдобренное чрезмерной рефлексией и иронией, что чрезвычайно редко и даже странно в современной российской высокой литературе. Ненавязчивая детективная линия не берет на себя много внимания, только способствуя остроте переживания взаимоотношений главных героев. При этом антураж вполне современен: и нынешний сомнительный и опасный бизнес (в данном случае издательский), и смерть по интернету, и заезжая иностранка, и лесбийская пара. Несколько утомляют, правда, длинные, вполне профессиональные описания рыбной ловли и всей связанной с ней технологии (но это, может, просто исключительно личная реакция рецензента, очень далекого от подобного рода пристрастий), что смотрится просто реальной человеческой слабостью автора, несколько разбавляющие напряженный эмоционально-лирический тон повествования, что, может быть, и требуется в подобного рода текстах.

<Илья> Кочергин. «Помощник китайца»

Приятная, мягкая и элегантная проза, выдающая в авторе вполне профессионального филолога. Как образ самого повествователя, так и <характеры> немногочисленных героев удивительно обаятельны и достоверны. Их диапазон ограничен жанром лирического повествования от первого лица, но и не столь уж краток. Вполне привлекательно и с юмором описаны прабабка героя, рассказчица и фантазерка, знакомые иноземцы и среди них особенно главная героиня повествования заезжая немка. Забавен образ и самого героя в годы его школьного бытия, как и персонажи какого-то современного сибирского поселения, навещаемые героем и его решительной и социально- вменяемой спутницей-немкой. Небольшие жизненно-философские замечания и сентенции, рассыпанные по тексту, придают повести приятный аромат интеллигентской беседы за столиком в каком-нибудь небольшом открытом летнем кафе нынешней Москвы, с одновременным ощущением серьезности, точности, занимательности, но притом и какой-то, что ли, необязательности всего сказанного.

<Илья> Стогофф. Роман 2002[102]

Энергичное и умелое журналистское повествование — весьма распространенный ныне в мире тип письма. Эдакая пост-аксеновская стилистика самоописания молодежного героя, не отягощенного предрассудками предыдущих поколений. Но, как раньше говорилось про подобных персонажей, «хоть он и с длинными волосами, с гитарой и в узких брюках, но в своей глубине он наш простой советский парень». То есть главный герой с несомненными чертами глубоко родства с самим автором (что вообще служит отличительной чертой подобного рода повествования) представляет собой тип современного полуобаятельного артистичного и талантливого повесы, не отягченного особыми моральными и профессиональными проблемами, но способного с удивительной легкостью выбираться из разного рода нешуточных передряг, в кои с такой же легкостью и попадает. В легкой болтливой манере поминаются названия всевозможных клубов, баров, ресторанов, рок-групп и их лидеров Москвы и Петербурга. Временами описания весьма язвительны и удивительно точны (вся немалая часть повествования, связанного с приключениями нашего героя в современной Средней Азии). Читается роман необыкновенно легко, но, увы, так же быстро и вылетает из головы.

Дмитрий Бортников. «Свинобург»

Впечатляющее экспрессионистическое письмо. Энергия его захватывает. Травмы и комплексы детства (связанные с преизбыточным весом, почти ненавистью к собственному телу, прорывающейся в тексте с убедительной регулярностью) выходят фантазмами жестокости, брутальной мужественности, эстетизированными и отвратительными образами смерти и рождения. В этом контексте, конечно, совершенно не случайно появление «Песни о Нибелунгах», как и открытая высокая риторичность исполненных захлебывающейся экспрессивностью отдельных отрывков. Поэтизмы удивительно точны и нисколько не переводят текст в квазипоэтическое качество. Кстати, автор вполне лишен всякого пиетета к разного рода языковым табу. Все персонажи, несмотря на их убедительность, достоверность и несомненное существование вполне вычитываемых из их описания прототипов, в результате смотрятся как риторические фигуры внутри большого и очень плотного высказывания (что для меня выглядит как несомненное достоинство).

С. Витицкий[103]. «Бессильные мира сего»