Мысли

Недавно довелось мне на пределах известной туманной Британии встретиться с одним импозантным пакистанским поэтом. После чтения перед весьма скудной местной аудиторией — человек 50 — он посетовал, что на своей родине собирает стадионы (ничего не напоминает?). А молодожены, как у нас — к могиле Неизвестного солдата, совершают паломничество к могиле Низами[104]. Ну прямо как в давние времена почти непременным полагалось посещение Михайловского. В общем, обаятельная архаическая картинка — конечно, определяемая подобным образом только в пределах европейской системы культурно-исторической временной стратификации. Кстати, отметим, что нечто сходное можно обнаружить и в нынешнем всплеске популярности искреннего и общественно-значимого литературного слова на Украине.

Но возвратимся к собственным проблемам. Дело, естественно, не в количестве читателей, которое чисто статистически может даже превосходить их число в предыдущие времена (все-таки и население земного шара достигло почти шести миллиардов). Мы говорим о социокультурном статусе, положении в иерархии влиятельных родов художнической деятельности, об имидже и амбициях поэта в современном обществе. При нынешней раскройке культурного пространства в пределах явленности публичному вниманию существуют только события, высветленные телевизионным экраном (в меньшей степени уже — газетными страницами). Результат футбольного матча становится всеобщей национальной трагедией или всеобщим ликованием в гораздо большей степени, чем реальные события, происходящие буквально за стенкой вашего скромного жилища. Да и, к примеру, в Вашингтоне в роскошных апартаментах Белого дома, где в предыдущие времена на всякого рода инаугурационных мероприятиях и вообще торжествах всенепременно присутствовали «серьезные литераторы», ныне они почти полностью замещены рок- и кинозвездами или даже диджеями. Что уж говорить о мелких фактиках в пределах поэзии! Ну, понятно, мелких с точки зрения массмедиа и огромного рынка потребления. А так-то для поэтического сообщества они могут вырастать и в размер грандиозных. Хотя нет, нет, я лукавлю — все все-таки отлично понимают реальный масштаб социальных и культурных событий и соотносят их с результатами своей деятельности.

Собственно, иерархическая ценность событий всегда зависела от их высветленности в пределах зоны власти. Просто власть была другая. Соответственно, и события были другие. Поэтические строки, цитаты и аллюзии, столь частые, почти обязательные в устах видных общественных деятелей и работников многочисленных идеологических фронтов предыдущих времен, ушли из политических речей, газетных статей и лозунгов, уступив место рок-текстам и фразам из кинофильмов. Поэзия при доминации нынешнего эгалитарно-массового принципа рыночного потребления, естественно, имеет мало шансов соревноваться с представителями шоу-бизнеса в пределах телевизионной картинки и массовой печати. Ну, если только на страницах традиционных литературных журналов, и то уступая прозе — как уже поминалось, некоему роду квазикино и квазисериала. Тут следует отметить еще отличие ее от визуального искусства, которое производит единичные объекты и реально вписалось в рынок роскоши.

Чем же при подобном раскладе сил и предпочтений может приглянуться поэзия и поэт этим зловредным, злонамеренным массмедиа? Ну, если только необычным имиджем или скандальностью поведения, выходящими за пределы собственно поведения поэтического (ныне скандальное литературное поведение находится вне зоны внимания публики — последние рецидивы подобного припоминаются только из древней истории середины 1990-х). Либо остроумными откликами на актуальные события, что, по сути, и составляет единственный ресурс поэзии, явленной на телеэкране в образах и виршах поэтов — сатириков-юмористов. И проблема не в том, что они шуткуют и задействуют самые нехитрые пласты поэтического арсенала, а в том, что они актуальны и угадываемы моментально.