– Как? – Вот это совсем выбило Мишку из колеи. – Он этот… как его? Ясновидящий?
– Не совсем, – смешалась Софья. Все-таки о подобных вещах, в которые она по-прежнему не верила, говорить было не просто трудно, а абсурдно. – Он сказал, что какой-то там М и какой-то К, у них есть номера, и вот они видели этот пузырек в ее тумбочке, а потом в сумке. Думаю, он так называет крыс и мышей. Только, ради бога, не смейся надо мной.
– Мне как-то совсем не смешно, – задумчиво заметил художник. – Что-то еще?
– То, что ты сам отметил, – развела девушка руками. – Возвращение моего адекватного состояния.
– Да! – тут же закивал друг. – Вот это точно из раздела фантастики.
– Именно так, – подтвердила уныло Софья. – Там, на складе, он тоже заметил, что я откровенно не в себе. Честно, если бы не он, я наверняка не выжила бы. Бежала не пойми куда, вообще соображала плохо. И когда он меня спрятал, остался ненадолго, посмотрел на меня и сказал, что я отравлена. А потом…
Она запнулась. У нее было стойкое ощущение, что вот прямо сейчас она откровенно признается в собственном сумасшествии.
– Потом он надавил пальцами мне на виски, что-то такое сделал, и я стала нормальной, – убито закончила она.
– Сильно, – после некоторой паузы прокомментировал Мишка. – Но… это же снова неплохо. Пусть и… реально фантастично. Слушай… А ты его помнишь? Ну, в смысле, там, в твоих снах, он есть?
Софья только кивнула.
– Значит, ты уже вернулась почти полностью, – как-то удовлетворенно заметил друг.
Девушка вздрогнула. Вернулась? Он сказал именно то слово. Но ведь именно так же говорил и человек в сером. И… Она уставилась на Мишку с испугом и подозрением.
Художник выглядел откровенно несчастным. У его подруги потрясающе яркая мимика. Он прекрасно видел, как она отреагировала на эту его оговорку. Знал, что сейчас наверняка делает ей больно. Но больше тянуть он не хотел и не мог.
– Соня, – начал он, – я просто больше не могу это скрывать. Даже если ты просто больше никогда не захочешь меня видеть после этого… Я должен рассказать.
– Ты тоже имеешь ко всему этому отношение? – занервничала она. – Ты все это знал и просто наблюдал, как я схожу с ума?
– Нет, – коротко возразил он. – Просто, похоже, я начал сходить с ума намного раньше тебя. И да, я боялся в этом признаться. Такое уже случалось раньше, и я даже не знал, что это связано с тобой. А когда начались твои кошмары… Я испугался. И не понимал, как объяснить.
– Подожди, – попросила девушка. – Случалось и раньше? Миша, о чем ты говоришь? Ты как-то во всем этом замешан? Или… Ты тоже видишь кошмары, галлюцинации? На ту же тему? Тогда…
– Не так, – прервал он ее. Если до этого момента друг явно не мог подобрать слова, то теперь, казалось, он торопится выложить все и сразу. – Да, это сны. Но в них нет ничего страшного. Там нет твоего Подземелья, тварей и прочего. Там другое…
Он поднялся с табуретки.
– Пойдем со мной, – позвал художник решительно. – В конце концов, заодно раскроешь секрет моего ночного творчества.
И он просто шагнул прочь из кухни. Софья осталась на месте. Она хотела злиться, кричать или даже плакать. Но, наверное, в каком-то смысле ей повезло, что ее бывшая подружка накачала ее антидепрессантом. Пусть так. Она… похоже, в итоге останется одна. Но, по крайней мере, это сейчас не так больно.
Все же Софья собралась и последовала за Мишкой.
Он ждал ее в гостиной. Просто стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на портрет собственной работы. Тот самый, который много лет назад понравился матери Софьи.
– Все началось тогда, – сказал друг, чуть повернув голову в сторону девушки, остановившейся рядом. – С этого портрета. Мне он приснился.
– Я приснилась? – не поняла девушка.
– Нет, – уточнил художник. – Именно портрет. Во сне я видел, как его рисует некий человек. Мужчина. Даже не знаю, кто он. Я видел, как он сидит в какой-то каморке, при свечах. Можно подумать, что монах. Но вроде бы нет. Просто отшельник, наверное. И он в моем сне рисовал этот портрет. Когда я проснулся, то почему-то решил повторить его работу. Теперь сам портрет здесь, а последствия всего этого тебе прекрасно известны.
– Да, знаю, – кивнула Софья. – Но при чем тут это?
– При том, что месяца три назад этот человек приснился мне снова, – пояснил Мишка. – И он опять работал. В той его каморке было теперь много картин. И я могу тебе их показать. Ты сама все поймешь.
– Но он же не мог рисовать… мою сказку, – немного неуверенно предположила девушка.
– Это ты мне скажи, – несколько угрюмо буркнул художник. – Идем в мастерскую.
Они поднялись в его мансарду, Софья вошла первой в темную комнату, где были только видны прямоугольники картин на более светлом фоне стен. Мишка включил свет. Нет, в целом каждая работа ее друга была особенной. Отрицать его талант было бы глупо. Но ничего тревожного или необычного она не увидела.
– Я их прячу, – чуть смущенно признался художник, вытаскивая несколько работ из-за ширмы. – Смотри.