Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

Ангел предупреждает Иосифа, что ему нужно спасти Марию и Иисуса от гнева царя Ирода, и они отправляются в Египет. В отличие от небесного вестника, Богоматери и новорожденного Богочеловека, Иосифу не досталось нимба, а на его голове надет красный judenhut. Хотя во многих антииудейских сюжетах такой колпак явно изобличал врагов Христа и христианства, в этой рукописи ни фарисеи, ни первосвященники, требовавшие смерти Иисуса, его не носят (у некоторых из них тоже есть высокие головные уборы, но они выглядят по-другому). Так что тут, как и на многих других изображениях Иосифа или ветхозаветных праотцов и пророков, «еврейская шапка» идентифицировала персонажа как иудея, но не несла никакого негативного послания.

И некоторые из них были заимствованы из мира ремесел. Как нетрудно догадаться, на роль фаллоса прекрасно подходили многие инструменты, необходимые для работы по дереву или металлу. Еще Аристотель в трактате «О возникновении животных» уподоблял самца (активное начало), который оплодотворяет самку, плотнику, самку (начало пассивное) — дереву, а половой акт — его обработке с помощью движения[206]. В одном французском фарсе XV в. жестянщик собирается забить в приглянувшуюся ему даму свой «гвоздь» (river son clou). И таких выражений в средневековых сатирических текстах можно встретить немало[207] [191]. Отсюда у историков возникают подозрения, что в сценах, где старик Иосиф что-то усиленно сверлит или, как на панели из Хогстратена, зачем-то демонстрирует Марии весь свой ремесленный арсенал, художник мог подсмеиваться над его немощью или вынужденным целомудрием[208]. Но дальше догадок здесь трудно куда-то продвинуться.

^{189 Иероним Босх. Поклонение волхвов (фрагмент), ок. 1475 г. New York. The Metropolitan Museum of Art. № 13.26.}

^{190 Франкфуртский мастер. Святое семейство со св. Екатериной и св. Варварой, 1510–1520 гг. Madrid. Museo del Prado. № P001941.}

 Нa изображениях Эпифании (Богоявления), где три волхва (или короля) вручают Младенцу Иисусу дары, Иосиф часто держится в стороне, словно недостоин присутствовать при этом торжественном действе. Порой старика помещали в кадре рядом с ослом — причем так, что морда зверя частично заслоняла его лицо или высовывалась прямо над ним[209].

^{191 Израиль ван Мекенем. Визит к прядильщице, ок. 1495–1503 гг. Washington. National Gallery of Art. Rosenwald Collection. № 1953.4.1.}

Еще одна метафора вожделения. Знатный юноша пришел приударить за девушкой. У него между ног стоит меч, который явно указывает на его желания и намерения.

И это, видимо, была не просто композиционная оплошность. Как напоминает Энн Л. Уильямс, в Позднее Средневековье и Раннее Новое время ослиные уши были одним из главных атрибутов шутовского колпака. На сатирических гравюрах, высмеивавших неравные браки и стариков, решивших взять в жены юных красоток, таких мужей часто одевали в колпак шута, чтобы продемонстрировать их дурость и позор, который они навлекли на свою голову[210]. Наконец, на некоторых изображениях, созданных в XV в., Иосиф берет на себя хозяйственные заботы, которые в ту пору считались женскими и точно не подобали главе семейства. То он, встав на четвереньки, следит за варящейся на огне кашей, то вместе со служанкой готовит ванну с водой, что бы искупать младенца, то сушит над очагом его пеленки и т. д.[211] [192–194].

^{192 Конрад фон Зост. Рождество (фрагмент Вильдунгенского  алтаря), 1403 г. Бад-Вильдунген. Евангелическая церковь.}

Иосиф, стоя на четвереньках, дует на готовящуюся кашу.

Историк Поль Пэйан составил корпус примерно из трехсот французских миниатюр 1370–1450 гг. с изображением Иосифа. Где-то на одной десятой из них он предстает в явно комическом свете — и это отнюдь не мало[212]. Тем не менее, каталогизируя насмешки, которым приемный отец Христа подвергался в живописи или в религиозном театре, важно быть осторожными.

^{193 Часослов. Париж, ок. 1440–1450-х гг. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. Ludwig IX 6.Fol. 181.}

Иосиф готовит кашу.

В текстах немецких, французских или английских мистерий на евангельские сюжеты Иосиф часто представал как недалекий простак. Но смех не обязательно исключал почтение, а почтение было вполне совместимо со смехом. То, что Иосиф, встав на четвереньки, следит за кашей, могло вызывать усмешку (не мужская это работа), а могло напоминать о том, сколь самоотверженно и смиренно он заботился о молодой жене и ее сыне.