Мы вышли рано, до зари

— Сережа! — поманил он младшего. — Отец рассказывал, земляк наш один тоже вот так вкалывал на комбайне, со своим отцом. Понял? Когда в школе учился. И так они поработали с отцом, что их обоих наградили. Отцу орден Ленина, а сыну… Представляешь? Кончилось лето, ему в десятый идти, и вдруг — указ. Выстроили всю школу на линейку и вручают ему при всех учителях, при всем народе орден Красного Знамени… Интересно, вспоминает он сейчас этот день или нет. Он теперь далеко — в Москве.

— Не верится.

— А я верю. Я вот как вспомнил, так все время и думаю об этом. Как будто с нами было.

— Может, ты тоже собираешься по его стопам? А?

— Глупый ты еще, молодой, и говоришь глупости.

— Ну ты больно старый и умный.

Перед сном он часто видел в первые минуты, как только закрывал глаза, поле, с которого только вернулись, видел покачивающийся корпус комбайна и золотой плес пшеничного раздолья. Он уже хорошо знал, что стоит закрыть глаза, сразу лезет, встает как живое то, чем занимался днем. После рыбалки все поплавок на воде торчал при закрытых глазах, это он уже хорошо запомнил, после лесного похода грибы мельтешили: круглые дождевики, набрякшие соком, крупно выглядывали из травы. И от этих своих воображений Сережа переходил к нему, к своему земляку, пытался представить, что видит он перед сном, что встает перед ним как живое. Перед ним, конечно, крутится земной шар, поворачивается медленно в тумане, то одним боком, то другим высвечивается, а сердце болит и болит. События разные в разных частях земли, но трогает больше печальное, когда помочь нельзя, а надо терпеть и думать, как помочь всем людям на всей земле, братьям своим и товарищам. Сережа засыпает быстро, но у него тоже успевает заболеть сердце. Он засыпает уже великаном, всемирным богатырем; плечами пошевелил, хрустнула сетка, застонала под ним, но он уже спит.

Татьяна, сестра Пашки Курдюка, вышла за Петра Ларина, работящего парня, самостоятельного. Уже появились две девочки, близняшки, уже в шестой класс перешли, а родители как жили, так и остались жить в мазанке-развалюхе, даже потолок шалашиком, как в сарае. Теснота, негде поставить, если даже что и купишь. А Пашка отгрохал себе домину, с выгона каждому видно. И стала Татьяна пилить Петра. И какой же ты мужик, Петя, не можешь себе дом поставить, сколько можно жить в этом свинарнике… Пилила Татьяна и добилась своего. Пришел Пашка и развернул перед Петром лист бумаги. Сам нацарапал проект нового дома для сестры.

— И правда, — сказал Пашка, — чего вы мучаетесь, давай помогу, раз-раз — и поставим дом, как у меня.

Лиха беда начало. Выкопали яму, замесили глину с соломой, саману наделали, сложили из него саманный дом на месте разваленной хатки, потом облицевали саманные стенки белым кирпичом. Украшать Петр наподобие Пашкиного дома отказался. Не надо украшать. Дом получился поскромней Пашкиного, но просторней. Три комнаты с кухней. Жили временно в летней, напротив дома стояла. Мазанка тоже. Перешли в новый — не нарадуются. Мебель купили, ковры, шторы-занавески, все как у людей. Саман остался лишний, куда девать? Решили сложить еще постройки для птицы, коровы с теленком, сарайчик, — словом, целое подворье вышло, как у богатых людей. А за подворьем уже отяжелел сад, разросся, подпорки под каждым деревом, чтобы не ломались ветки от яблок, груш, слив. Виноградник разбили. Пошел уже и виноград. Стали жить не тужить. Из бедных сразу выскочили в зажиточные. Птицы полный двор. Гуси, утки, куры. Зашумел, завозился, загомонил на разные голоса двор Петра Ларина. И вот как-то проезжал мимо старый заместитель старого директора товарищ Пичугин. Остановился. Оглядел хоромы, вошел во двор. А к вечеру дело было. Петр уже с работы вернулся, вечеряли во дворе, перед летней кухонькой. Пригласили товарища Пичугина за стол. Заместитель директора поблагодарил, но сесть не сел за стол, сказал только:

— Вот, Петро, у нас хлеб негде сушить, а ты настроил тут, целый совхозный двор получился.

— Давайте ко мне зерно, будем сушить. Половину не возьму, а десятую часть отдадите, соглашусь.

— Замашки у тебя, Ларин, куркульские. Ладно, обойдемся, а вот дом-то незаконно поставил, будем разбираться.

Сказал и ушел. Пускай разбираются. Всё своими руками, по Пашкиному проекту. Чего тут незаконного? Однако нашли нарушение. Архитектурный надзор обследовал и сделал заключение: нарушение закона. Передали дело в суд. Суд, скорый на расправу, присудил: конфисковать дом.

— Будем изымать, — сказали Петру в суде.

Растерялись Ларины. Пошли с Татьяной и девочками к прокурору жаловаться. Попался хороший человек. Заступился. На другой день устроили пересуждение.

Начал прокурор читать книги, одну откроет — прочитает, другую — опять прочитает. И по книгам выходило — неправильно судили. Если бы в Тереке, в поселке, или бы в городе, тогда правильно, изымать, потому что там это нарушение, а к сельской местности закон не относится, тут другие порядки и правила.

— Сколько лет работаете в совхозе? — спросили Ларина.