Мы вышли рано, до зари

Валька, тогда она была Вассой, родилась и работала уже смазливой девчонкой в сибирском городке под Кемеровом, в вокзальном ресторане. Была просто украшением этого ресторана, и посетители, как мухи, кружились вокруг нее. Ехал в отпуск из армии парень, в Кузнецк ехал. Сошел с поезда, заскочил в ресторан и… отстал от поезда. Ходит Васса по залу, молодой королевой ходит, а этот заезжий, отставший от своего поезда служивый крутит туда-сюда головой, провожает взглядом Вассу, как пришитый. Пожалуйста, девушка, принесите пивка бутылочку, принесите водички, принесите еще закуски и сто граммов водочки, того принесите, этого принесите, и наконец достал блокнотик, шариковой ручкой написал на вырванной страничке свой адрес и попросил записать адрес этой Вассы. Вот чем кончился этот затянувшийся обед в вокзальном ресторанчике. И стали они переписываться. Два года писали. Сто писем Васса перевязала ленточкой, хранила. Писал парень, что, когда вернется со службы, соберут все письма и — шутил так — борщ из них сварят. Намек, значит, был на семейную жизнь. Конечно, Васса из этого ресторанчика, где ну просто отбоя не было, переехала в Кемерово, стала работать в лаборатории лаборанткой. В санбакстанции. И вот заехал служивый, окончилась служба. Заехал в родной городок, прямо на квартиру, по адресу. Тринадцатилетняя сестренка повисла у приезжего на шее — Федя, Федя и так далее. И мать тоже ласково принимает, писал же два года. Вызвали Вассу. Приехала. Давай, говорит, рассчитывайся, поедем в Кузнецк, ко мне. Нет, ты поезжай, а за мной приедешь особо, специально, а сейчас тебя же мать ждет дома. Телеграмму домой давал? Давал. Чтобы встречали. А сам живешь у чужих людей. Уехала Васса в свою лабораторию, а этот живет и живет у чужих людей. Уж мать стала говорить, ты уж поезжай домой, неудобно, дома ждут. Уехал. Но быстро вернулся, забрал Вассу. Поженились. В Кемерово приехали жить, Васса настояла. Пошел Федя на курсы мастеров-бетонщиков. Год был на курсах в другом городе. Вернулся и говорит, жил там с одной. У нее двое детей. И от меня беременна. Поезжай к ней и живи. Не хочу. Ну, проси ребенка, будет наш. У Вассы не было детей, не получалось. Написал так. Я лучше утоплюсь, отвечает та, чем отдам своего ребенка. Хорошо. Стали дальше жить, а уже трещина в семье. И большая. А тут День строителя. Пойдем на торжественный вечер. Нет, не пойду. Ушел один. После вечера ужин. Выпили хорошо. Пришел в два часа ночи. Еще трещина. На другой день гулянье. Пойдем. Не пойду. Ушел сам. И вернулся только через два дня. В бригаде у него одни бабы и девки. Одна стала липнуть к нему, на коленки села за ужином. Ты, Федя, один, мол, я к тебе. И села. Увела домой. У нее ребенок, мужа нет. Поспал, выпили, еще остался. Опять поспал, опять выпили, остался. А на третий день домой. Вассе все рассказал. Стало тошно. Нет, все. Давай расходиться. Подумай, Васса. Все пройдет, давай жить. Нет, все, нажились. Стали спать в разных комнатах. А та, первая, с какой жил на курсах, пишет в партком, алименты требует. Стал посылать ей. А тут эта, с какой на праздниках жил, тоже не отстает. Взяла Васса и ушла к матери. К ним, то есть теперь к нему, бухгалтерша стала на квартиру, через два месяца сошелся с этой бухгалтершей, у нее тоже ребенок.

Идет Васса на базар утром, навстречу он идет, под руку ведет его бухгалтерша, через плечо Вассе язык показывает. Противно стало, невыносимо. А тут подружка одна вышла замуж, сама была цыгановская. Увезла своего мужа в эту Цыгановку. И Вассу зовет. Поедем, там новые люди, забудешь все. Устроишься на работу, квартиру или комнату дадут. Поехала. Ну, пошли в кино, в цыгановское. А там Пашка Курдюк, одинокий тоже мается. Познакомились. На другой раз сговорились встретиться. Пришла с подругой. А Пашка и говорит, ты, говорит подруге, иди теперь, а мы сами.