Мы все мертвы

Но она не знала, как залечивать дыры в животе. Существовали ли травы, способные убрать из живота гвоздь, остановить залпы крови, которые непременно полились бы вслед за этим.

– Джей! Ох, небесная мать… Джей… – услышала она глухой и далёкий голос Лины. Как будто она кричала ей из другого конца деревни.

Джей не двигалась. И сидела, неподвижная, сжимая мокрую от крови руку Майи, пока сестра не оттащила её от тела и не повела домой.

Потом прибежал и отец – убрать кровь, позаботиться о трупе, рассказать родителям и помочь им во всём последующем. Как всегда, на него легли все неприятные хлопоты.

– Ты не была виновата. Никто не смог бы спасти Майю так быстро, она же… такая маленькая, – твердила ей Лина, пока они заходили в дом, поднимались по лестнице, садились на кровать в комнате сестры. Её голос становился всё более глухим, а лицо всё больше размывалось мутными слезами.

А ведь начиналось всё так хорошо.

Джей вдохновлённая ходила по дому, и это было вдохновение с большой буквы «В». Такое, что весь дом, вся Белая Земля наполнялись светом. Она мечтала наконец-то сблизиться с сестрой, найти любые занятия, которые помогли бы им открыть истинных себя.

Они даже попытались начать.

Сёстры вдвоём ходили собирать травы, а заодно много говорить, любуясь землёй и небом. Они спрашивали друг друга: есть ли в мире занятия помимо целительства? Чем-то же занимались другие люди в деревне, чем-то занимались и люди в городах. Но они смотрели друг на друга с пустыми непонимающими лицами, чувствуя, что их мир замкнулся на деле Крейнов.

«Парни из ярмарки мне рассказывали, что в городах нет целительства», – говорила Лина, и внутри Джей что-то ломалось на этих словах.

Они пытались найти что-то, ради чего стоило бы держаться и идти дальше, спорить с отцом, а потом, возможно, даже уехать из деревни. Нащупать что-то большое и яркое, то, что зажжёт их глаза огнём вдохновения и счастья.

Но пока находили это только друг в друге.

Они собирали жгучую крапиву, из которой отец умудрялся делать горячие супы, лаванду для благовоний, белый шалфей для окуривания. Растения встречали их дружелюбно и мягко, но иногда цеплялись за юбки и больно стегали по ногам. Воздух пропитался шалфеем, ромашкой и розой, и в этом травяном воздухе не было ничего, кроме целительства.

Джей иногда нарочно останавливалась и спрашивала сестру: «Чего ты хочешь сейчас, в эту минуту?» Но Лина никогда не отвечала.

И Джей не отвечала сама себе.

Она даже не знала, с чего начинать думать. Но присутствие Лины ободряло, и она начала мечтать, что когда-нибудь они вместе, взявшись за руки, уйдут из Белой Земли и найдут себе место в других деревнях.

Или даже… городах?

Джей о них почти ничего не знала, но в деревне начали поговаривать – мол, все развлечения там, блага там, люди там. В городах кипела жизнь и расширялись земли. Каждый приезд бродячего театра теперь сопровождался топотом и визгом десятков людей – все хотели узнать, каково там, в другом мире, а какие-то девушки даже хотели последовать за актёрами в неизвестность.

Джей знала, что рано или поздно попробует города на вкус. Притянется к их запаху, попробует разгрызть их каменные глыбы, разворотить их землю в поисках целебных трав.

Но однажды и эти планы начали рушиться.

Лина как-то пришла к ней в комнату, поникшая и дрожащая. Они начали общаться на отвлечённые темы, и вдруг сестра заговорила:

– Ты… не виновата, ни в чём не виновата. И я… прости меня, Джей.

Лина заплакала, и Джей, едва ощущая собственные руки, обняла её содрогающееся тело.

Что-то было не так. Ещё сильнее. Ещё более неправильно.

– Я хотела, чтобы мы что-то придумали… но меня затягивает в целительство… всё глубже, – прошептала Лина, не поднимая головы.

Её голос Джей слышала едва-едва, и мысли проносились в её голове очень неохотно и медленно.

– Я чувствую себя так странно. Я перестала чувствовать время, когда я за работой. Для меня словно прошла минута, а на самом деле – три часа. Я забываю, что делала за пределами своей мастерской, – Лина никогда не называла свою комнату «мастерской», – и это ещё не всё. Я… Я боюсь, что становлюсь как мама. Теряю ум… Я как будто каталась на качелях, но они исчезли, и я просто застряла в воздухе.

Джей притянула её ближе к себе, на секунду представив, что на самом деле обнимает мать.

– Что ты будешь делать?

– Работать целителем. Мне… Мне стыдно перед тобой, но я не чувствую себя… плохо. Всё так, будто мне всегда нужно было работать целителем. Это и есть то, кто я такая. – Лина больше не плакала.

Почему она не плакала?

– Ты уходишь от меня, как мама, – прошептала Джей, прежде чем успела это осмыслить.

– Но это не так! – вскрикнула Лина, освободившись из её объятий. Лицо у неё было опухшим, щёки – слегка красными и надутыми, а волосы спутались и будто… Будто стали короче.

Джей вдруг поняла, что смотрела не на ту гордую красавицу из её детства – а на взрослую уже, почти женщину, обременённую заботами. И женщина это не могла сдвинуться со своего места.

Детство закончилось. Для Джей, возможно, ещё нет – но для Лины точно.