Его слова будто подрубили мне ноги, и с гортанным бессловесным криком я упал на колени. Ярость и горе рвались из горла, но мне не стало легче, когда в легких закончился воздух. Чувства захлестнули меня, и, когда Гидеон подошел ближе, мне потребовалась последняя капля самоконтроля, чтобы не ударить его клинком, кулаком или словом.
– Полегчало? – спросил он, присаживаясь на корточки рядом со мной.
– Нет.
– Рах…
– Только не говори, что я сделал правильный выбор, поступил правильно. Я сыт по горло этим лошадиным дерьмом.
– Иногда нет никакого правильного выбора, ты просто что-то выбираешь, и все. Ты чувствовал бы себя лучше, если бы позволил меня забрать?
Я в ярости смотрел на него.
– Я убил Клинка не в поединке.
– Нет, он сам себя убил. Ты передал должность Амуну. Ты не заставлял их приходить за мной. Они сами приняли решение и настаивали на нем, а теперь пожинают плоды.
– Я убил его, Гидеон, – резко возразил я. Глаза щипало от слез. – И сделал бы это снова.
Он тихо рассмеялся.
– Не сомневаюсь.
Из глаз полились злые слезы, и я не мог их остановить. Гидеон обнял меня, и, словно корабль в безопасной гавани, я прислонился к нему и выпустил всю боль и ярость. Я думал об Эске – друге, погибшем от моего клинка и которого я не смог оплакать, об Оруне и Кишаве, убитых чилтейцами. В нашем походе на юг я потерял так много Клинков и похоронил печаль под решимостью все исправить. Я не позволил себе оплакивать ни Йитти, ни Сетта, ни утрату единства среди левантийцев, ни потерю своего места, цели и предназначения, а просто шел вперед и вперед, не останавливаясь. Не давая себе сломаться.
Слезы лились сплошным потоком, горе словно вытекало из всего лица, а я цеплялся за рубаху Гидеона, превращая ее в мокрую тряпку, но он не отстранялся.
Одни боги знают, сколько мы так просидели, поток слез то ослабевал, то разражался с новой силой. Мне ничего не оставалось, кроме как выплакаться до дна и в конце концов медленно погрузиться в тишину.
– Теперь-то тебе легче? – пророкотал возле уха голос Гидеона.
– Немного. – Горло болело, а голос срывался. – Я тебе всю рубаху намочил.
Он отпустил меня, но не взглянул на свою одежду.
– Ничего, всякое в жизни бывает.
Я вытер лицо, чувствуя облегчение, как будто мог наконец идти вперед, а не застрял в этом моменте, как муха, застывшая в янтаре.
– Как ни приятно было вымокнуть в твоих слезах, – сказал Гидеон спустя некоторое время, – вообще-то, я пришел, чтобы отдать тебе это. – Он протянул книгу в смутно знакомой синей обложке.
– Что это?
– Я думал, ты знаешь. Тор сказал, что украл ее, потому что ты попросил.
Я вырвал книгу у него из рук.
– Попросил его…
– На здоровье, – сухо произнес Гидеон. – Не то чтобы мне требовалась благодарность, я всего лишь предложил отнести ее, чтобы ты откусил голову мне, а не ему. Может, теперь он перестанет хмуро пялиться на меня.
Не обращая внимания на его слова, я открыл книгу на случайной странице.
– Ох, да это священная книга Эзмы, – пробормотал я, и внутри снова вспыхнул гнев, когда я вспомнил торжество на ее лице. Она покидала лагерь с Амуном и моими Клинками, будто стала их предводителем. Я пытался отбросить ненависть и сосредоточиться, но она все равно билась в груди. – Не могу поверить, что Тор это сделал.
– Он умеет удивлять, – заметил Гидеон. – Этим он похож на Эзму, только не такой мерзкий.
– Когда ты успел с ней познакомиться? Или ты так сказал, потому что она хотела устроить тебе Отторжение?
Гидеон покачал головой.
– Я встречался с ней раньше. Вскоре после того, как нас изгнали. Она уже была здесь вместе со своим учеником, но не сказала тогда, что заклинательница.
– Не сказала? Я никогда не видел ее без короны, а уж сколько раз она упоминала…
– А тогда не сказала. Мы не знали. Мы думали, что они просто два изгнанных левантийца, и позволили им остаться с нами.
– Почему ты мне этого не рассказывал?
– А это важно?
Я провел пальцами по обложке книги.
– Может, и важно. Не знаю. Но если она была с вами, почему ее не захватили чилтейцы?
– Потому что тогда ее уже не было.
Измученный, с больной после слез головой, я с трудом воспринимал сказанное.
– Тебе придется поведать мне все с самого начала, потому что я слишком устал, чтобы складывать историю из кусков.
Гидеон вздохнул и провел дрожащей рукой по лицу.
– Однажды они с Дерккой пришли в наш лагерь и сказали, что их вдвоем сослали, и попросились остаться. Конечно, я согласился. Каким чудовищем надо быть, чтобы отказать двум левантийцам, пусть и не из моего гурта? Они остались и старались быть полезными. Мы построили лагерь и просто пытались держаться подальше от всех в надежде, что никто нас не заметит до конца ссылки.
– Вы собирались вернуться?
– Тогда еще да. – От его взгляда у меня заныла душа и заколотилось сердце. – Конечно да. Жизнь была тяжелой. Мы были растерянны, обижены и злы на то, что нас изгнали без всякой причины. Но я собирался вернуться к тебе. Тогда.
– И что случилось?
Я понадеялся, что он не заметит, как сорвался мой голос на этом простом вопросе. Гидеон собирался вернуться, но мне пришлось оплакивать его.