Мы воплотим богов

Даже смех прозвучал неловко, но никто не спешил уходить. Наконец Рофет, как и Ошар, пожал плечами.

– Ладно, можно задержаться подольше и поесть их еды.

– Если не уйдете сейчас, следующий шанс может выпасть не скоро, – произнесла я.

– Тогда будем надеяться, что они выучатся лучше готовить.

Скачка в окружении войска чилтейцев пробуждала неприятные воспоминания. Было столько городов и селений, куда мы врывались, как чудовища, какими нас и считали. Мы уничтожали все на пути, опьяненные обещанием Гидеона. Обещанием будущего, которое, как я надеялась, было не совсем уж недостижимо.

Ошар ехал рядом со мной, но другие отстали, чтобы выглядеть просто попутчиками. Впереди были только секретарь Аурус и легаты – такой порядок явно зависел от иерархии, чего никогда не случалось в походах левантийцев по степи. Каждый коммандер позади, вероятно, ехал в окружении своих капитанов или подчиненных, те, кто ниже рангом, находились в хвосте, с рабами и обозом. Вожаки нашего гурта обычно скакали во главе, а все прочие командиры, от старейшин до капитанов Клинков, шли пешком или ехали внутри гурта как хотели, как нужно для дела, а не напоказ.

Неприятные ощущения не оставили меня и на другой день. Я старалась развеяться, и ненадолго получилось, но, когда вдалеке темным контуром на фоне утреннего тумана показался город Симай, вернулся пережитый прежде ужас. Когда-то я стояла здесь и смотрела на нашу очередную цель. Город в панике гудел, а я почти не испытывала сочувствия. Теперь зрение у меня было не такое ясное, похолодало, и меня охватили стыд и сожаления.

В стороне от дороги за деревьями показались новые смутные силуэты, очертания невысоких строений и какое-то движение между ними. Когда мы приблизились, стало видно, что это всадники.

Лагерь.

– Ошар, мой единственный глаз ненавидит такой тусклый свет. Что там – новый чилтейский лагерь? Или кисианский?

От внезапного осознания, что я, возможно, выступаю не только против народа Сичи, но и против нее самой, мне сдавило грудь.

– Я… я думаю, это лагерь левантийцев.

– Что? Не может быть.

– Точно, там левантийцы. Их шатры стоят не рядами, ни один не крупнее и не ярче остальных. И там больше лошадей, чем обычно держат чилтейцы.

Я смотрела на приближающиеся фигуры, а вокруг разрастался гомон. Коммандеры, ехавшие позади, поравнялись с нами – они прежде нас заметили лагерь. Один из них поскакал вперед, к секретарю Аурусу, без сомнения, намереваясь задать тот же вопрос, на который я искала ответ: кто такие эти левантийцы и удивлен ли секретарь, встретив их.

– Они приближаются, – сказала я, подъезжая к Ошару. – Узнаешь кого-нибудь?

– К сожалению, да, капитан. И боюсь, тебе это не понравится.

Они были теперь почти рядом с нами, но дневной свет быстро таял, и я не могла разобрать никаких подробностей, кроме рогов, которые словно вырастали из головы первого всадника.

– О нет. Не…

Голос дрогнул, и я беспомощно посмотрела на Ошара, молча умоляя развеять мой самый сильный страх.

Этого не случилось. Через несколько мгновений группа левантийцев придержала лошадей перед секретарем Аурусом, и уже нельзя было не узнать костяной головной убор, как корона возвышающийся на голове заклинательницы Эзмы.

– Добрый вечер, секретарь, – сказала она, не удивляясь и без церемоний. Ее взгляд скользнул в мою сторону, задержавшись на моем, к счастью, скрытом маской лице. – Дишива. – Она улыбнулась, что должно было выглядеть теплым приветствием, а не вызвать леденящий страх, который я чувствовала. – Я так рада, что милость Божья привела тебя обратно, ко мне. Впереди много дел.

13

Рах

Грубая кора впивалась в ладони. Я уже несколько недель не подтягивался, и тело успело ослабнуть, но я сжал зубы и продолжил, не обращая внимания на боль. «Еще разок», – все время повторял я, но, сделав, не успокаивался. Когда я подтянулся снова, ветка задрожала и прогнулась под моим весом, затрепетали листья.

Мое внимание привлекло какое-то движение. Прислонившись к дереву и скрестив руки на груди, за мной наблюдал Гидеон. Я порадовался, что ему больше не приходится прятаться в хижине одному, но эта мысль принесла с собой отрывочные воспоминания. Крики. Ненависть. Легкость, с какой мой клинок пронзил Птафу.

Я попробовал подтянуться еще раз, но пальцы разжались, и я упал, ударившись о землю. Пока я сжимал и разжимал пальцы, ладони жгло. Под взглядом Гидеона мне не хотелось пробовать еще раз, но не хотелось и останавливаться и заводить разговор.

Взяв лежавшую возле дерева саблю, я вытащил ее из ножен. Гладкая кожаная рукоять будто сдирала кожу с измученных ладоней. Стараясь не обращать внимания на Гидеона, я проделал несколько основных упражнений с клинком, рассекая острием воздух. Наступая, поворачиваясь, разрубая, я следовал мантрам, с ранних лет заученным каждым левантийцем, и на кратчайшие мгновения обрел покой, став всего лишь клинком.

– Ты разучился.

Критическое замечание Гидеона нарушило мою сосредоточенность, и я споткнулся, едва не упав.

– А ты нет? – огрызнулся я.

– Я этого не говорил, но и не прячусь в лесу, изображая все более неряшливые замахи.