Мы воплотим богов

– Я ничего такого не предлагал, – холодно ответил я. – Гидеон останется со мной, а Лео теперь принадлежит императрице.

– Хочешь сказать, он останется с нами еще семь дней, а Гидеон – навсегда.

Мне хотелось схватить его за плечи и заорать, что это всего лишь семь дней. Что ему не обязательно видеть никого из них. Что Гидеон не заслуживает такой ненависти. Но я не мог ничего сказать.

– Речь вообще не о них, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие. – Нужно просто принести небольшую жертву в обмен на знания, которые необходимы, чтобы вернуть степи. Разве родина не стоит того? Разве ты не поклялся служить своему народу?

Пока мы спорили, Клинки подходили все ближе, наши громкие голоса привлекали слишком много внимания.

– Может, пора узнать, что думают они, – сказал Амун, схватив меня за плечо и указывая на лагерь.

– Нужно провести Разделение, – сказал Локлан. – Пусть выбирают.

Не самое плохое предложение, но, если слишком многие Клинки уйдут, мы не сможем сохранить лагерь, не говоря уже о защите Мико от Мансина.

– Нет, вся наша надежда на выживание в единстве, как и всегда. Что бы мы ни решили, мы сделаем это вместе. Я поговорю с ними.

Локлан ничего не ответил, и я встал. Вокруг собралось еще больше переговаривающихся между собой Клинков. Я обещал вернуть их домой. Остаться еще ненадолго казалось мелочью, но, сколько бы я ни повторял это себе, слова не становились правдой.

Я набрал воздуха, сердце колотилось, будто перед битвой.

– У императрицы Мико есть книга, в которой содержится все, что нам необходимо знать для борьбы с Гостями, – обратился я к собравшимся Клинкам. – Взамен она просит всего лишь защищать ее в течение семи дней.

По группе прокатилась волна ропота, и я продолжил:

– Я знаю, что вы устали. Мы все устали. Все хотим вернуться домой, но не в дом, разрушенный болезнью, из-за которой нас изгнали. Семь дней – это все, что я у вас прошу.

Слова были встречены одновременно согласием и ворчанием.

– Книга? Так забери ее, – сказал кто-то. – Кто тебе помешает?

– Нас ведь больше.

– Неужели мы опустимся до такого? – возразил другой Клинок. – Мы же не воры.

– Но и не наемники!

– С чего нам рисковать жизнью ради книги?

– Зачем помогать кисианцам?

Я поднял руки, прося тишины.

– Мы поклялись защищать свои гурты, и эта книга нужна, чтобы спасти наш народ. Наш образ жизни.

Кто-то хрипло рассмеялся, и я порадовался, что не узнал голос. Клинки превратились в море враждебных лиц.

– Книга? Такая же волшебная, как твои Гости, – сказал еще кто-то.

– Разве ты не видел, как эта женщина ходила в теле Лепаты?

Вокруг меня закружили споры, беспорядочные и сбивающие с толку. Мне хотелось схватить всех и трясти до тех пор, пока они не увидят надвигающуюся опасность, готовую сокрушить все, что мы любим. Но наше общество управляется не так, как кисианское или чилтейское. Капитан остается капитаном, пока в него верят. Ни тряска, ни крики ничего не изменят и только ускорят мой конец.

Из толпы вышла вперед Шения э’Яровен, хмурая, с напряженно сжатыми челюстями.

– Если дома нужно сражаться с врагом, мы не сможем этого сделать, будучи покойниками.

– Но и не сможем сражаться, не зная как.

Недоверчиво фыркнув, она подошла ближе.

– Мы знаем, как сражаться. В этом мы лучшие, поэтому кисианцы и чилтейцы так сильно хотят нас использовать. Локлан, скажи, что ты с этим не согласен.

Когда молодой конюх поднялся, я затаил дыхание.

– Нет. Не согласен. Но я не твой капитан.

– Да, мой капитан – Дишива э’Яровен.

– И Дишива поставила бы свой народ превыше себя, – резко сказала Лашак. – Как делала каждый миг с тех пор, как оказалась на этой земле. Как делает прямо сейчас, жертвуя своей свободой ради всех нас.

Ее слова заставили замолчать возмущавшихся, но в тишине кто-то крикнул:

– А наш капитан жертвует нашими жизнями ради своего члена!

Голос не Тора, но язвительные слова все те же. Я закрыл глаза под хор разразившихся криков, и на гребне этой волны услышал то, чего давно ждал.

– Отдай этим ублюдкам Гидеона и отправь нас домой!

– Пусть он прольет кровь за нас!

Толпа согласно заревела, заглушая любые возражения. Ненависть к Гидеону – единственное, что их объединяло и подрывало все устои левантийской чести.

– Мы не торгуем жизнями! – выкрикнул я. – Мы не предлагаем кровавых жертв врагам!

– Но мы и не сражаемся ни за кого, кроме себя самих!

Своим решением оставить здесь Гидеона и не позволить им пролить кровь Лео я подтолкнул нас к пропасти, расширил издавна пролегавшие между нами трещины, поскольку через что бы мы ни прошли, левантийцы никогда не были единым народом, единым гуртом, и это станет нашей погибелью.

– Поединок! Поединок! Поединок! – запульсировали в толпе крики.

Такое подстрекательство не в наших обычаях, система вызова на поединок основывалась на чести и ограничивалась правилами, но наше пребывание здесь разрушило ее, так же как и многое другое. Мы слишком много страдали, теперь у нас остался лишь гнев.