Мы обнимем смерть

– Разумеется, я о ней слышала. Как приятно увидеть ее воочию.

Из узкого коридора мы шагнули в большое помещение с открытыми балконами и бьющимися о скалу волнами внизу. Пол покрывали циновки, но на потолке не было перекрестных балок, лишь каменный свод, как в пещере. Из него торчали десятки острых камней, похожих на ножи, готовые упасть.

– Считается, что половина башни когда-то давно рухнула в море, и пещера открылась всем ветрам.

– И все-таки кто-то решил здесь поселиться. В этой половине, – заметила я. – Признаюсь, мне не хватило бы смелости разрешить строительство, зная, что утес может обрушиться в любую минуту.

Эдо засмеялся, и хотя это был не тот смех, который я помнила, и не та улыбка, он придал жизни мертвой оболочке, встретившей меня у лестницы. Глупо было бы ожидать более теплый прием. Потеря Танаки изменила нас обоих. Изменила Кисию.

– Вряд ли они знали, – сказал он. – Быть может, они приняли бы другое решение, если бы знали.

Я посмотрела с балкона на серое небо с полосами дождя. Волны разбивались о стены, а в жаровнях потрескивали угли, но Эдо было так же трудно говорить, как и мне, и он молчал, пока в комнату не вошел слуга.

– А, прекрасно, ваша ванна готова, ваше величество, – сказал Эдо, еще раз поклонившись. – Когда вы закончите, вам подадут еду, а потом мы поговорим. Мы уже… так давно не виделись.

Я чуть не отказалась от ванны и одежды, но его голос дрогнул, и он отвернулся, глядя на дождь с решимостью человека, не желающего отступать. Любой, кто плохо знал Эдо, посчитал бы, что он просто уставился в пространство, а его мысли где-то далеко, но я видела печаль в заломленных пальцах, в изгибе плеч и сжатых губах. И все не могла заговорить, утешить его, понимая, что разговор о Танаке невыносим для нас обоих. Казалось, даже находиться с Эдо в одной комнате немыслимо без Танаки.

Мне нужен был воздух, и я ушла вслед за служанкой, сокрушенная безграничным бременем вины. Я много дней, даже недель не вспоминала о брате, не оплакивала его, не молилась, только сражалась за трон, по праву принадлежащий ему. Трон, который он теперь уже не займет. А еще матушка. Вряд ли она выжила в разграбленном Кое, а я даже не поставила за нее ни единой свечки, как и за других придворных. Столько погибших. Стольких больше нет. Но я еще здесь. Пока здесь.

Служанка предложила помыть мне волосы, но я отослала ее и в одиночестве погрузилась в горячую воду, чтобы она растопила лед, сковавший мои кости, и вернула чувствительность ноющим рукам и ногам. В этой маленькой комнатке в глубине замка Кьёсио, где не было слышно бьющихся о скалы волн, я зажгла одну свечу. Пока воск собирался лужицей у горящего фитиля, я заставила себя вспомнить лицо брата – рассерженное, самоуверенное, такое любимое – и капнула горячим воском на руку. Я зашипела, удивившись, насколько это больно, хотя я вроде бы подготовилась. Наверное, это что-то значит.

Когда набралось достаточно воска, я представила матушку, императрицу Кисии, и капнула рядом с напоминанием о Танаке. Следующая капля была за генерала Китадо. Потом – за генерала Рёдзи. За министра Мансина. За лекаря Кендзи, за канцлера Горо, за Инь и так далее, пока я не истратила все четыре свечи, стоящие на краю ванны, называя имена, которые я едва помнила, чью смерть не почтила.

* * *

После влажных доспехов я чувствовала себя странно в шелковом платье. Платья принцессы обычно были украшены драконами и щуками, но это было белым, с темно-синей вышивкой, похожей на бушующее море, а среди волн виднелись лошадиные морды. Как и Ц’аи, Бахайны старались поставить свою отметину на всем, включая меня.

Я снова отказалась от помощи горничной. Я была слишком взбудоражена, чтобы причесываться и накладывать косметику, и обошлась всего тремя драгоценными шпильками в круглом пучке. Уж Эдо точно простит меня за недостаточно официальный вид.

Эдо ждал все там же, в Пещере, но мое сердце сжалось не от его теплой улыбки, а от комка золотистой шерсти и царапающих когтей. С криком восторга я опустилась на колени, и на меня бросилась Чичи, с бешеной скоростью виляя хвостом.

– Тише, тише.

Я потрепала ее загривок, пока она шумно обнюхивала мое лицо и лизала подставленную щеку, ее запах так напоминал о жизни, которую я потеряла, что у меня встал комок в горле, и я сморгнула слезы.

– Наверное, она услышала твой голос, – сказал Эдо, когда я зарылась лицом в шерсть Чичи. – Как только ты ушла купаться, она прискакала и начала тебя искать.

Я прижалась к Чичи, бормоча ей нежности, пока не сумела заговорить без дрожи в голосе.

– Спасибо, что присмотрел за ней, Эдо.

– Всегда пожалуйста, ваше величество, – отозвался он, и я поняла, что он еще ни разу не назвал меня по имени. Мы как будто никогда не играли вместе в саду, никогда не гонялись друг за другом по длинным коридорам, пока никто не видит, те дети как будто давно исчезли. – Если бы что-то случилось и с ней, мое сердце было бы разбито.

Рукав прикрывал ожоги на моей руке, но я все равно одернула его, сев рядом с Эдо за стол, и по-королевски расправила юбку. Чичи уселась подле меня.