Мы обнимем смерть

Голова у меня кружилась, и я уступила слабости. Для чего я попала в это жуткое место? Не найти мне здесь ни ответов, ни будущего.

– Воля к жизни ужасающе переменчива, ее невозможно вычислить или удерживать на одном уровне, – сказал Знахарь. – Воздействие извне может только поддержать тело, последний рывок должен быть сделан изнутри. Одни могли бы пересечь эту черту с легкостью, но не желают, другим такой прыжок не по силам. Мне жаль, но я больше ничего не могу сделать, – добавил он, обращаясь к Саки. – Ее состояние поправимо только при условии, что она сама хочет его поправить. Мне кажется, нам следует оставить ее в покое.

– Нет! – я соскочила с кресла и заковыляла к скамье без помощи палок. – Нет! – Я оттолкнула Кочо с дороги. – Она готова была сражаться, если есть хоть один шанс, что ее дочь жива! Нет! – Я сжала расслабленные плечи императрицы. – Нет! Ведь ты собиралась сражаться, слышишь! Хотела выжить и поддержать дочь, ты так ей нужна. Она сейчас нуждается в тебе живой, а не мертвой. Покойницей ты ей бесполезна.

– Нет, Ходячая смерть номер три… – заговорил Знахарь, но я стиснула бледные щеки императрицы.

– Сражайся! – кричала я ей в лицо. – Борись!

А потом, как будто Саки выдернула из меня душу, я внезапно рухнула в темноту, а она затягивала самую суть моего существа, сжимая холодной удушающей хваткой. Там не было ни пожаров, ни обвиняющих взглядов – только бесконечный поток воды, я кричала, а он тащил меня в глубину.

Глава 12 Мико

За лестницами последовали новые лестницы – мы с Эдо поднимались к верхним этажам замка Кьёсио в молчании. В главном зале он тихо отдал суетящимся слугам указания и слабо улыбнулся одними губами. Заметив, что я наблюдаю, Эдо обратил эту улыбку ко мне.

– Могу представить, как ты хочешь поскорей принять теплую ванну и переодеться в чистое, Ко… ваше величество.

– Если за время нашей разлуки я чему и научилась, так это тому, что есть гораздо более важные вещи, чем теплые ванны и чистая одежда. Нам нужно поговорить.

Он поморщился.

– А если я чему-то научился, так это тому, что определенному имени и положению нужно отдавать должные почести. Ни одному из нас не сделает чести разговор, пока ты голодна и неподобающе одета.

– Но было бы неразумно принимать ванну и есть, не разобравшись в ситуации. Ты не ответил ни на одно мое письмо.

Эдо удивленно распахнул глаза и застыл у следующего пролета ступеней, как настороженный заяц.

– Я не получал писем и могу лишь извиниться за то, что дал тебе основания сомневаться во мне.

Несмотря на его официальный тон, меня окатила волна облегчения. Я была потрясена, насколько оно было глубоким, как сильно меня ранило его предательство, хотя этого и не признавала.

– А твой отец? – спросил я с надеждой в голосе. – Его здесь нет?

– Нет, он с восточными батальонами.

Я снова испытала облегчение и на мгновение закрыла глаза, чтобы помешать выплеснуться слезам.

– Признаюсь, я рада это слышать, Эдо. Но, знаешь, я пришла не совсем с пустыми руками. Несмотря ни на что, я еще способна выложить кое-что на стол переговоров. Тот левантиец, которого я привела с собой, брат объявившего себя императором. Он может нам пригодиться.

Эдо взглянул на гвардейцев, стоящих у стен главного зала.

– Да, я уверен, что ему это будет интересно, – сказал он, но, хотя улыбка осталась на месте, она выглядела несколько напряженной, и моя вновь обретенная уверенность потускнела.

Это не тот Эдо, которого я знала, не тот Эдо, в котором нуждалась. Что-то было не так, и он не мог или не хотел сказать, что именно. Вероятно, слишком многое изменилось за несколько недель, прошедших с нашей последней встречи в тронном зале Коя, за это время мы оба стали другими.

– Пойдем?

Он жестом пригласил меня двигаться дальше, и мы поднялись на еще один лестничный пролет. Похоже, в замке Кьёсио лестниц в избытке. Трудно судить, не сопоставив бок о бок, но на первый взгляд Кьёсио был выше Коя, более узким и похож на продолжение утеса. Повсюду торчали крыши и балконы, а в тех местах, где не были прорезаны бойницы или окна, находились изображения водного духа Ичио, поднимающего копыта из бурного моря.

Несмотря на масштабы замка, коридоры были узкие и сумрачные. Повсюду висели фонари, но горели лишь немногие, вероятно, потому что, кроме Эдо, в замке не было никого из хозяев.

– У тебя есть новости от отца? – спросила я, когда мы добрались до конца верхнего коридора, где из арки лился слабый дневной свет.

– Два дня назад прибыл гонец, – сказал Эдо. – Но с тех пор – ничего.

– Он сообщил, где лагерь?

Эдо помолчал.

– Насколько я понимаю, неподалеку от Когахейры.

Я попыталась прочесть по его лицу, знает ли он, что туда переехали левантийцы, пришел ли его отец с ними к соглашению или собирается напасть, но из конца коридора за нами наблюдали еще двое гвардейцев, и на каждом вопросе я прикусывала губу.

Эдо поклонился, приглашая меня пройти вперед, в комнату в конце коридора.

– Вы ведь прежде не видели Пещеру, ваше величество. Я смутно помнил ее с детства, но никакие воспоминания не сравнятся с реальностью.