Мы обнимем смерть

– Ты прав, и я благодарен тебе за свою жизнь. И за то, что остаешься со мной, пока я исполняю важную для меня задачу.

– Раз ты это понимаешь, это не говорит ни о чем хорошем, если ты считаешь помощь кисианке более важной, чем помощь своему народу.

Я уже собирался поднять чашу с вином, но оставил ее на столе и уставился на Тора.

– Твое предположение, что меня не волнует ни то ни другое, не делает тебе чести.

Тор хмуро зыркнул на меня.

– Мои извинения, капитан.

Капитан. Это слово ранило не меньше, чем вина. Без своих Клинков я никакой не капитан, а всего лишь изгнанник без гурта.

– Ты имеешь полное право злиться на то, куда завела тебя судьба, – сказал я. – Мне жаль, что я ничем не могу загладить свою вину, кроме как доставить тебя домой после того, как закончим здесь.

Он кивнул и вытащил из супа еще кусочек моркови. Говорить больше было не о чем, и мы ели молча, позволяя гулу разговоров плескаться вокруг в дымной кухне. Когда я покончил с супом, вошла еще одна группа мокрых от дождя кисианских солдат. Они направились к ближайшему очагу, косясь на нас. Я мог бы попросить Тора перевести их насмешки, но выражения их лиц и без того были достаточно красноречивы.

Тор напрягся. Его рука на столе замерла, и он едва заметно наклонил голову.

– В чем дело?

Он чуть поднял палец и продолжил слушать. Я ждал, наблюдая больше за его лицом, чем за продолжавшими говорить солдатами. Хотя «говорить» – слишком громкое слово. Скорее это были издевки, сопровождаемые смехом. За соседним столом капитан Нагаи, похоже, забыл о еде. Внутри меня зашевелилась тревога, и только тяжесть сабель на поясе приносила утешение.

Тор сжал пальцы в кулак.

– В чем дело? – снова спросил я, и на этот раз он посмотрел на меня и сразу отвел взгляд.

– Они говорят о Гидеоне.

У меня сжалось сердце.

– Что именно?

– Смеются над левантийским императором, который считает себя таким могущественным, воображает, что правит Кисией. Они говорят…

– Что говорят? – отчаянно прошипел я, когда Тор замолчал.

Внезапная прямота его взгляда была подобна вызову.

– Говорят, что это было очень мило с его стороны – избавить их от чилтейцев, но настоящий правитель Кисии – его светлость Бахайн, тот самый Бахайн, которому принадлежит этот замок, а Гидеон – всего лишь марионетка. До тех пор, пока приносит пользу.

Повисла напряженная тишина, бьющаяся в такт со стуком моего сердца.

– Хочешь сказать, что Гидеона, что наш народ… использовали? Что все это…

Я не мог заставить себя закончить фразу. Земля будто ушла из-под ног от чудовищности самой мысли о том, что Гидеоном манипулируют, что мы были лишь средством избавиться от врагов Кисии, чего бы это ни стоило самой Кисии.

– Думаю… да.

Слова Тора прозвучали проклятьем. В комнате не хватало воздуха, каждый мой вдох не мог наполнить легкие.

Сотни мыслей вихрем кружились в голове, но я смог сказать лишь одно:

– Нужно его предупредить.

Тор застыл с открытым ртом.

– Гидеона? Предупредить Гидеона? После всего, что он сделал, он заслуживает того, что грядет.

Я старался не думать о юноше, что сидел со мной, позволяя излить свое горе до самого дна. Того человека больше нет. Он бросил левантийцев на смерть, отдал чилтейцам седельных мальчишек, приказал перебить целый город, всех до единого детей, женщин и стариков, и называл это «необходимостью».

– Рах, – Тор протянул ко мне руку. – Гидеон сделал свой выбор. Левантийцы, решившие последовать за ним, сделали свой выбор. Мы можем только помочь вернуться домой тем, кто этого не захотел.

Было бы так легко уйти, объявить мое изгнание законченным, но все во мне сопротивлялось этому, как дерево, укоренившееся на этой неспокойной земле. Может, я и изгнанник из изгнанников, но Клинки были моей семьей слишком долго. Гидеон – мой мир, и от мысли о том, чтобы оставить его, стыла кровь.

– Нет, – сказал я. – Я не могу вернуться без своих Клинков. Что бы ни произошло, я перед ними в долгу.

– Рах, последний истинный левантиец, – сказал Тор с оттенком насмешки.

Последний истинный левантиец. Как я мог поставить себя настолько выше других? Во мне боролись вина и стыд, но больше всего меня тошнило от гордости, которую я никак не мог отпустить.

– Не слышал, что о тебе говорят люди? – поднял брови Тор. – Многие ненавидят тебя за то, что ты стыдил их. Обезглавливал убитых вместо них. Цеплялся за долг и напоминал им о временах, которые уже не вернутся. Но на каждого, кто тебя ненавидит, найдется тот, кто пойдет за тобой до конца и еще дальше. – Он поставил локти на стол и наклонился ближе, от недосыпа на молодом лице показались морщины, длинные волосы повисли от сырости. – Подумай, что ты можешь сделать, если вернешься домой. Степи отравлены. Наши гуртовщики выжили из ума, но ты, ты можешь объединить людей, поднять гурты на борьбу со злом, и ради всех левантийцев ты должен хотя бы попытаться.

«Ты должен это своему народу, Рах. Быть избранным – это честь. Служить – это честь». Рука гуртовщика Сассанджи на моем плече была тяжела, как ожидания и гордость всего гурта. Какой левантиец стал бы убегать от этого?

Тор наклонился еще ближе и понизил голос: