Мы обнимем смерть

– Вы правы, – сказала я, когда он со вздохом закончил. – Моя мать, несмотря на все ее заверения в любви и чувстве долга, это худшее, что случилось с империей. Но мы не можем изменить то, что уже сделано, можем лишь всеми силами постараться создать нечто лучшее, нечто большее, чем мы сами. Даю слово, лорд Оямада, что я буду править самозабвенно, ради блага Кисии, а не ради собственного блага. Но для этого мне нужна ваша помощь.

Стоящий за его спиной Мансин нахмурился, но не стал прерывать ни мои заверения, ни молчание Оямады. А тот погрузился в раздумья, пожевав губу, и я снова ждала его ответа. Прошло не так много времени с тех пор, как он пытался меня прикончить, а теперь я взывала к его чести, чтобы спасти ему жизнь.

В конце концов он уставился на меня с прищуром.

– Вы назначите меня министром правой руки?

– Да.

– Вы позволите мне разослать всем объявление о восхождении на трон Дзая и о его происхождении? Даже на север?

– Да.

– Вы позволите мне создать более… почетную историю его смерти?

Я вспомнила мертвые, вытаращенные глаза мальчика и заставила себя прошептать:

– Да.

Я предложила ему должность, на которую ставят только доверенных людей, предложила его внуку и семье достойное место в истории, а лорда Оямаду по-прежнему терзали раздумья. Я уже начала подозревать, что он слишком глуп и потребует то, чего я не смогу ему дать, ведь золота и земли у него уже было достаточно, и я затаила дыхание. Наконец он выплеснул последнее требование:

– И вы не выйдете замуж без моего согласия?

Я и не думала о замужестве, и хотя мне хотелось огрызнуться и сказать, что я выйду, за кого пожелаю, я проглотила эти слова. В Кисии всегда были императоры, а не императрицы. И поэтому тот, за кого я выйду замуж, получит больше власти в качестве консорта, чем любая жена императора имела до сих пор, просто потому, что он мужчина. Опасения лорда Оямады были вполне обоснованны.

– Да, – наконец ответила я. – Я хочу, чтобы народ сражался за Кисию. И не поставлю это под угрозу.

Лорд Оямада повернул голову, чтобы взглянуть на стоящего рядом Мансина.

– И при этом дочь вашего министра левой руки будет замужем за левантийским императором? Должен сказать, я удивлен, как безмерно ее величество вам доверяет, Рё.

Меня пробрал холодный пот. Сичи. Сичи, обещанная моему брату. В последний раз я видела ее в купальне к югу от Полей Сами, когда она умоляла меня поделиться информацией. Сичи, которую мы считали погибшей, вышла замуж за человека, объявившего себя императором Гидеоном э’Торином. Светлейший Бахайн – ее дядя. Неужели в тот день в купальне она уже знала? И просила поделиться информацией, потому что мы стояли на пороге пропасти, о которой я и помыслить не могла?

Мучаясь сомнениями, я заставила себя не смотреть на Мансина. Он безупречно служил Кисии и пошел против Батиты ради защиты империи. Если бы я перестала служить Кисии так, как считал нужным Мансин, ополчился бы он и против меня? И мог ли заговор Бахайна проникнуть так глубоко?

– То, что он выдал мою дочь замуж, только дает мне дополнительные причины находиться здесь, – холодно отозвался Мансин. – Я должен ясно показать, что это моя дочь предала империю, а не я. Я сражался с левантийцами. Боролся против них. И выжил.

Оямада ответил лишь легкой улыбкой и наклоном головы, это было больше похоже на издевку, чем на согласие.

– Ухмыляетесь, лорд Оямада? – сказал Мансин. – Но я помню то, что позабыли все южане. Всякий раз, когда мы позволяем кому-либо пересечь границу и забрать наши земли, возникает новый и опасный прецедент. Тот самый прецедент, который использовали чилтейцы, чтобы отхватывать все больше и больше нашей земли каждый год. Если Кисия без борьбы смирится с правлением варваров, захватчики будут приходить снова и снова. Нас сочтут слабыми, готовыми к завоеванию, и наши границы и земли никогда не будут в безопасности. Быть может, здесь для вас это и несущественно, потому что это мы, северяне, сражаемся и умираем, чтобы защитить нашу землю, но только позвольте левантийцам сохранить за собой север, и ваши семьи и традиции всегда будут в опасности, какими бы мирными ни были намерения Гидеона э’Торина. А я буду сражаться за нашу страну и готов отдать за нее любого своего ребенка.

Невозможно возразить на такую речь, но пыл Манси-на успокоил самый сильный мой страх, хотя и не стер сомнения.

– У нас мало времени, ваше величество, – с легким нетерпением добавил Мансин, когда ни один из нас не ответил. – Солнце уже встало. Генералы собрались.

Оямада улыбнулся одними губами.

– Тогда освободите меня, чтобы у генералов не создалось превратного мнения о происходящем.

Мансин посмотрел на меня, ожидая подтверждения. Я кивнула, он разрезал путы на руках Оямады и позволил ему встать. Тот лишь насмешливо поклонился и вышел.

– Он вонзит вам нож в спину при первой же возможности, – сказал Мансин.

– Значит, не следует предоставлять ему такую возможность.

– Нужно избавиться от него как можно скорее.